Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история - [126]

Некоторые (республиканцы в душе вроде Корделла Халла) говорили, что не следует щадить монархические институты; другие (например, Джозеф Грю) считали необходимым сохранить императора, чтобы предотвратить битву «до конца».

Гражданские и военные руководители в Токио еще до Потсдамской декларации осознавали, что война проиграна. Причем те, кто считал необходимым положить ей конец, предполагали также, что для того, чтобы согнуть военных, придется задействовать самого микадо, заставить его занять четкую позицию. Его окружение занялось этим, стараясь поначалу закамуфлированными фразами дать императору понять, что выиграть войну невозможно. Барон Кидо, хранитель печати, барон Осанага Канродзи, гофмейстер, принц Титибу младший брат императора, а также его сын прилагали значительные усилия, чтобы показать ложность информации, исходившей от военного командования. В октябре 1943 г. оно, например, представило победой явное поражение — потерю островов Гилберта. Позднее генерал Куниаки Коисо, заменивший Тодзё, заверил микадо, что будущее войны зависит от исхода сражения на Лейте. Однако Лейте был потерян. В декабре 1944 г. император потребовал провести расследование по итогам этих операций. «Зачем тогда мы сражаемся на Лусоне?» — спросил он у Коисо^{419}.

Хранитель печати Коити Кидо изложил на бумаге план выхода из войны. Он составил его в июне 1945 г. Следовательно, еще до Потсдамской конференции.

Сначала Кидо заметил, что нападение на Окинаву произошло задолго до той даты, которую объявляли военачальники, и остров был вскоре потерян. Несмотря на то, что камикадзе потопили более 30 американских кораблей и вывели из строя сотню других, 900 американских самолетов, атаковавших японский флот, полностью парализовали его. На острове Окинава, как и на других островах, на которые вскоре предстояло упасть зажигательным бомбам, уничтожалось все — жилища, посевы и т. д. Не говоря уже об ужасающих потерях, которые вызвали бомбардировки Токио и других крупных городов.

Сославшись также на нехватку в стране буквально всего и социальные беспорядки, Коити Кидо сделал вывод, что совершенно необходимо как можно скорее подумать о том, как положить войне конец. Очевидно, писал он, что прежде всего враг желает избавиться от военных этой страны. Значит, нужно предложить мир от имени сражающихся сил, но не слишком поздно, дабы минимальные запросы Японии могли быть удовлетворены: «Единственный выход — умолить императора вмешаться, чтобы спасти население и предпринять шаги к миру». Послание императора могла бы передать держава-посредник, например СССР, хранивший нейтралитет в конфликте с Японией. Микадо доверял Сталину.

В тот момент Кидо предполагал не безусловную капитуляцию, но отступление со всех оккупированных территорий, чью независимость Япония должна будет признать.

Однако на Императорском совещании 8 июня адмирал Кантаро Судзуки, новый премьер-министр Японии, возмущенно запротестовал против любых проявлений слабости. У японцев, заявил он, «возможно, бамбуковые дротики, но также и бомбы в карманах». Следовательно, «нация, готовая умереть за своего императора, не может не победить; она сражается до самого конца; не может и речи идти о сдаче»^{420}. Никто не решился возразить. Воцарилось молчание. Оглушенный и удрученный император не промолвил ни слова.

Впрочем, Судзуки повторил то же, что он говорил микадо во время своего назначения: «безусловная капитуляция станет концом императорской Японии, капитуляция Германии ничего не меняет». На самом же деле именно из-за капитуляции Германии немецкая подводная лодка U-234, которая должна была перевезти в Японию 60 кг оксида урана, так и не прибыла, а это лишило Хирохито надежды увидеть успешное завершение исследований по созданию атомной бомбы (за которыми он сам, как химик и биолог, пристально следил). Судзуки добавил еще, что «смерть — награда за службу императору».

Большинство японских военных думало, что нация должна погибнуть вместе с ними: конечно, они предчувствовали поражение, но предпочитали умереть в бою, чем стоять после разгрома перед трибуналом победителей и держать ответ за развязанную ими войну, не говоря уже о тех преступлениях, в которых их обвиняли союзники. Тем не менее кое-кто считал попытки к примирению неизбежными, однако при условии, что они будут предприняты только после крупного военного успеха. Такую позицию и занимал Судзуки. Военные знали, что избавиться от царедворцев, склонных к подобным демаршам, практически невозможно; полиция не решилась бы их арестовать, хотя давно уже установила за этими видными деятелями слежку.

Массированный ночной налет на Токио 9 марта ввиду ужасающего количества жертв (около 100 тыс. чел.) и масштабов разрушений вынудил Хирохито действовать. Новый налет 25 мая, стерший с лица земли 19 км² Токио, укрепил его решимость противостоять военным, на что ранее у него не хватало духу. Эта последняя бомбардировка повлекла за собой около 200 тыс. жертв, пострадал императорский дворец, в нем погибло 28 чел. Она наглядно показала отсутствие каких-либо серьезных мер, позволяющих справиться с гигантскими пожарами после мощной бомбардировки. Такая беспечность имела свою причину: со времен первого рейда Дулитла японцы думали, что над крупными городами могут летать лишь несколько отдельных бомбардировщиков, а потом им придется садиться в Китае или еще где-нибудь, не имея достаточно горючего чтобы вернуться на базу. Японское командование упускало из виду приближение американских баз к Японии по мере утраты ею тихоокеанских островов.