Семь ангелов - [25]

– Тише, тише, Лиза, я здесь.

Время до появления Ирины Сергеевны прошло в напряженном молчании. Принесли чай, но, кроме Полины, никто к нему не притронулся. Она сидела необыкновенно ровно за круглым столиком в центре залы, полагая, вероятно, что грацией скорби напоминает Джеки Кеннеди. Волосы ее были тщательно убраны назад и заколоты простыми шпильками, украшения демонстративно отсутствовали, колени плотно сжаты, а голени слегка скошены по диагонали, как у всех хорошо воспитанных женщин из общества. Алехин перевел взгляд на Светлану Петровну с Леной. Несчастная мать Ивана все так же гладила дочку, но смотрела куда-то в пустоту, тоскливо и жалко. В доме, где царила скорбь, только Лиза вела себя непочтительно: она ерзала, нервно встряхивала головой, что-то бормотала и, очевидно, хотела устроить скандал. Алехину была неприятна сама мысль о том, что он будет втянут в семейную склоку, для которой сложились самые благоприятные обстоятельства.

Ирина Сергеевна появилась тоже в черном. Она подошла к Лизе и обняла ее. Алехин зря боялся, инстинкт победил истерику. Девушка прижалась к матери и мгновенно из злобной стервы превратилась в обиженного котенка. Полина сама поднялась и подошла к первой жене своего мужа, слегка кашлянула и сообщила:

– Ирочка, спасибо, что выбралась. Нам теперь всем нужно держаться друг друга. – Ирина Сергеевна, не отпуская дочь и не оборачиваясь, кивнула головой. Полина постояла с минуту, не зная, чем занять руки, подошла к столу и громко предложила всем чаю. Ирина Сергеевна усадила дочь рядом с собой. Кену пришлось из вежливости подняться с дивана и пересеть в кресло.

– Полечка, спасибо, дорогая. Чай – это то, что нужно, – первая жена светски поддержала третью. Скучавший у колонны дедушка в белом кителе ожил, подошел к серебряному чайнику, наполнил чашку из веджвудского фарфора, аккуратно поставил ее на серебряный поднос, где уже имелась пузатая сахарница, и торжественно понес к дивану. Все погрузились в напряженную тишину, ожидая, когда прислуга снова выключится.

– Ну что же, – сообщила Полина Станиславовна, – в нашей семье произошли два ужасных несчастья. Будет очень много разговоров, пересудов. Нам надо оградить честное имя Федора Алексеевича и Ивана от всех этих гнусных домыслов.

– Полина, что вы имеете в виду под гнусными домыслами? – впервые открыла рот Светлана Петровна. Голос ее показался Алехину совершенно не соответствующим внешности, твердый, деловой.

– Ну как же, это ведь самоубийство, да и еще и в Авиньоне. Что Иван там делал в день, когда пропал Федя? И почему решил отравиться? Журналисты будут делать предположения, что обе смерти… – она осеклась, – исчезновение Федора Алексеевича и смерть Ивана связаны напрямую.

– А разве непонятно, что они действительно связаны? – в Лизе вновь проснулась фурия.

– Конечно, нет, – твердо ответила Полина, как будто речь шла о совершенно очевидном деле. – Здесь не может быть никакой связи. Это просто совпадение.

– Ты че, дура совсем? – неожиданно грубо выпалила Лиза. Она вырвалась из материнских объятий и вышла в центр комнаты. – Папа пропал, его ограбили, а на следующий день его приемный сын, тайно приехавший в Авиньон, выпивает цианистый калий. Это совпадение?! – заорала она. Эхо ее голоса отдалось в просторной зале. Алехин понял, что должен подойти к Лизе, но ему стало интересно посмотреть на реакцию собравшихся. Все молчали, фурия не унималась: – Иван ненавидел папу, который столько всего для него сделал.

На эту реплику сочла своим долгом отреагировать Светлана Петровна.

– Лиза, я понимаю, что ты очень любила Федора Алексеевича… – она запнулась, – прости, любишь и расстроена, но, поверь, ты ошибаешься насчет Ивана. Он был настоящим учеником и соратником Федора Алексеевича.

– Соратником?! Ой, не смешите меня. Он только тянул из него деньги и тратил их на своих дурацких футболистов.

– Мама, Лиза права, – всхлипывая, сказала Лена. В комнате повисло молчание. Все были ошарашены тем, что обычно тихая Лена вступила в разговор.

– Что ты говоришь, доченька?! – изумилась Светлана Петровна. Лена, как раньше Лиза, высвободилась из объятий матери и вышла в центр комнаты. Мизансцена начинала напоминать античную трагедию. Две немолодые женщины, испуганные и удивленные, сидели на противоположных диванах, в центре за столом застыла третья с полуоткрытым от удивления ртом, а две растрепанные девушки – красавица и дурнушка – стояли рядом, с вызовом глядя в глаза старшим.

– Лиза совершенно права, – твердо продолжила Лена, – Иван был никудышным бизнесменом и злился на то, что папа не хотел заливать деньгами любые его капризы и провалы. Незадолго до отъезда у них был очень тяжелый разговор. Я подслушивала, – сообщила Лена.

– Что ты делала?! – притворно изумилась Полина.

– Подслушивала. Иван хотел срочно получить от отца пять миллионов евро, а папа сказал, что он не жена ему, чтобы тянуть из него деньги.

– Да как ты смеешь? – закричала Полина.

– Ой, смотрите, нашу бессребреницу задело, – злобно зарычала Лиза, – ты всегда тянула из папы деньги. Ты его не любила!

Бог весть чем бы кончился этот семейный совет, если бы Алехин все-таки не подал голос: