Сельская учительница - [49]

— Придется, Роман Прохорович, перенести наш разговор в другое место.

— Пожалуйста, пожалуйста. Не из пугливых!

Жена Василия Васильевича, рано располневшая, добродушно говорливая женщина, всегда радовалась, если в дом приходили гости. Отложив ученические тетради, она тут же начинала хлопотать, чтобы чем-то попотчевать.

Вот и сейчас, не успела Валентина переступить порог, Борисова радушно заговорила:

— Заходи, садись, Валечка, нынче ты у меня грибков солененьких отведаешь!

— Ой, Анна Александровна, честное слово, некогда. Я на минутку к Василию Васильевичу посоветоваться и новый сборник диктантов попросить.

Кивнув на дверь, ведущую в соседнюю комнату, Борисова приложила пухленький палец к полным губам, таинственно предупредила:

— Тише, Валечка, нет его. Да, да, для всех нет, а для тебя, — она взглянула на стенные часы-ходики, — через тридцать четыре минуты выйдет.

Валентина посмотрела на дверь, озадаченно переступила с ноги на ногу. Не хотелось ей терять эти дорогие минуты.

— Я вижу, ты заинтригована? И не проси, не расскажу, чем он там занят. Секрет! Я даже в эти часы дочурку отправляю к бабушке, чтоб не мешала.

Валентина догадывалась, чем занят Василий Васильевич — к урокам готовится. Он вообще был человеком щепетильным, трудолюбивым, изобретательным, всегда много работал, тщательно готовился к занятиям и часто советовал ей:

— Собираясь идти завтра в школу, думайте, что вы ничего не знаете, садитесь за книгу, чтобы узнать. Старые знания хороши, если они каждый день обновляются.

Борисова чуть ли не насильно усадила гостью за стол, поставила тарелку с грибами, рассказывая, как собирали их с Василием Васильевичем по недалеким лесам.

Через полчаса из соседней комнаты вышли Василий Васильевич и Щукин, бывший редактор боевого листка на бригадном полевом стане. Валентина удивилась: чем это они были там заняты? У Щукина вон какой серьезный и озабоченный вид. «У них свои дела, у меня — свои», — подумала она и, когда тракторист ушел, обратилась к Василию Васильевичу:

— Я начинаю изучать с шестым классом деепричастие. Разработала первый урок, хочу посоветоваться с вами.

— Пожалуйста, покажите, что вы там наизобретали.

Все-таки хорошо, что есть в Михайловке Василий Васильевич, он поможет, подскажет, времени для этого не пожалеет, если надо, сам придет к ней на урок. Сегодня он опять снабдил ее карточками с нужными предложениями для грамматического разбора, картинками. Потом уселся с женою за стол, изображая шестиклассников, и предложил Валентине начинать урок.

Она волновалась, будто перед ней и в самом деле были ученики.

— Нет, нет, Валентина Петровна, — порой останавливал ее учитель. — Ребята, мне кажется, не поймут из вашего объяснения, почему деепричастие все-таки является глагольной формой. Давайте уточним.

Они уточняли. Валентина благодарно поглядывала на Борисовых, чувствуя к этим отзывчивым, добрым людям большое уважение.

— Ну вот и закончился нынешний урок русского языка в нашем доме, — весело сказал Василий Васильевич, когда Валентина закрыла тетрадь с планом урока. — Вы спросите, почему второй? — Он переглянулся с женой, таинственным шепотком продолжил: — Конспирация, тайное обучение… Видели Щукина? Ушел, бедняга, расстроенный, двойку за диктант получил у меня. Но ничего, осилит, у него бычье упорство.

Валентина удивилась:

— Щукин берет у вас уроки русского языка? Но у него жена учительница.

— Он гордый. Неловко, говорит, учиться главе семейства у жены; он думает поставить ее перед фактом… Учится, читает много. А все началось с того боевого листка, который вы исчеркали красным карандашом. Щукин до сих пор хранит его…

Валентина вспомнила тот день на полевом стане, когда разгневанный Щукин-редактор сорвал с вагончика боевой листок, оставив под ржавыми шляпками гвоздей белые, похожие на крылья мотылька, треугольнички. Оказывается, не хулиганство то было, а злость на себя, на свою неграмотность. Вспомнился райкомовский инструктор Борозда, с которым она чуть не разругалась.

— Обучение взрослых можно было бы легализировать, таких, как Щукин, в селе, наверное, много.

— Есть такие, — согласился Василий Васильевич. — Это проблема ближайшего будущего. В следующем учебном году подумаем о вечерней школе. Николай Сергеевич согласен.

Неожиданно пришел сосед Борисовых Лопатин.

— Извините, на огонек забрел, — сказал он.

— Знаю, знаю, на какой огонек, — погрозила пальцем Анна Александровна. — В шахматы сыграть захотелось.

— Не отказался бы, но сегодня другое дело есть, — ответил ей Лопатин и обратился к Василию Васильевичу: — Вот статью попробовал набросать в газету.

— Ну-ка, ну-ка, Миша, прочти свое сочинение, — попросил Василий Васильевич. — Помню, ты у меня, извини за откровенность, не блистал, на троечки писал.

Лопатин улыбнулся.

— Однажды даже двойка была.

— Помню. Образ Кабанихи по драме Островского «Гроза». Наворочал ты тогда…

Лопатин покраснел. Заметив это, Василий Васильевич ободряюще произнес:

— Ладно, Миша, что было, то прошло.

Когда Лопатин прочел наброски статьи о производственном обучении, о том, как относится к этому колхозное руководство, Валентина сказала: