Сэлинджер. Дань жестокому Богу - [20]

Это последнее опубликованное произведение Сэлинджера было встречено американскими критиками глубоким молчанием. Да и что они могли сказать?

Критики были явно разочарованы Сэлинджером. Еще до «Хэпворта» один из них, Ихаб Хассан, будучи, по-видимому, не в восторге от всего творчества Сэлинджера, особенно «нервозно» воспринял последние его три работы («Зуи», «Выше стропила, плотники» и «Симор»), намекая, что они не доставят удовольствия ни читателям, ни критикам. И. Хассан все-таки вынужден был отметить чисто литературные достоинства прозы писателя, новую концепцию формы, склоняющуюся к сюрреализму и даже гиперреализму и пр.

Указывая, что в творчестве Сэлинджера драматические полюсы: любовь и убожество, религиозное поклонение и ирония, – критик заявляет: «Но теперь ясно, к какому полюсу клонит Сэлинджер: я не вижу причины, чтобы избежать назвать его религиозным писателем. Его идея любви, к которой он имеет преобладающий интерес, полностью духовна, а его прославления жизни очень близки к религиозным».

Значит – избегали-избегали, колебались-колебались назвать Сэлинджера писателем религиозным, а теперь окончательно ясно, куда он клонит. Какова причина, почему избегали? Назвать Сэлинджера религиозным писателем означало в нерелигиозном обществе подвести черту под писательской карьерой автора «Ловца». Мистер Ихаб Хассан, как видим, подвел эту черту первым, огласил приговор. А в «Хэпворте» писатель окончательно открыл свои карты (что можно понимать также: плевать я хотел на вашу карьеру!) – говорить стало вообще не о чем.

Слово «Бог» писатель употребляет уже не как expletive, в его «здоровом», привычном американском смысле, а в его прямом значении. Да еще его Симор (сиречь сам Сэлинджер) призывает к молитве, к славословию. Верный знак, что писатель пошел straight to the dogs, говоря мягко, покатился по наклонной плоскости.

Не помогли и идеи реинкарнации (перевоплощения) и кое-какое религиозное вольнодумство.

Сэлинджер тоже замолчал, он, по-видимому, знал, на что идет и с кем имеет дело, высказался напрямик, больше сказать представителям «зловонной чумы интеллектуализма и лощеной образованности в отсутствие таланта и сострадательной человечности» ему было нечего. Сказал, почти не обинуясь, свое последнее слово и, как истый отшельник, замолчал. Он молчал до своего последнего дня, почти полвека. И это понятно. Общество не исправилось от слова пророка, и так было почти всегда в истории человечества. Пророков, как правило, убивали или изгоняли, обличения неприятны. Покаялись ниневитяне после проповеди Ионы, но это, кажется, исключительный случай.

Смысл его книги, «Ловца», исказили еще более, чем советская переводчица. «Как наше слово отзовется?» Битники, всякие бунтовщики и смутьяны сделали эту книгу почти «культовой», а отдельные экстремисты и психи даже оправдывали ею свои преступления. Удивляться нечему, если даже Евангелие Спасителя за две тысячи лет кто только не искажал и как? Евангелием оправдывали инквизицию западную и русскую (XVII в.), детский (!) крестовый поход и пр.

Какой смысл был еще что-то говорить? В «Хэпворте» писатель высказался, кажется, до конца. Время – говорить, время – молчать. Хлопок одной ладони. «Молчание – тайна будущего века». Не поехал и на прием к президенту, чтобы не выставляться перед телевизионными камерами, перед всем миром, который во зле лежит. Все правильно. Арсению Великому было сказано в свое время: «Бегай от людей, и спасешься».

Имя «Джером» знаменательно. Jerome от Jeremiah – пророк Иеремия. Таким образом, если сказать по-русски, звали его Иеремия Сэлинджер.

Одно из его alter ego, Захария, – тоже имя пророка (паремии которого, отрывки из пророческих посланий, читаются на сырной седмице); это имя носил также отец Предтечи Господня Иоанна. Американскому нерелигиозному читателю, конечно, легче было выговаривать «Зуи».

Большим минусом почти каждого большого художника (литератора, музыканта и пр.) является чрезмерное почитание своего дела, Heilig Kunst (святого искусства), в нарушение заповеди: «не сотвори себе кумира». Но несправедливо будет сказать, что в жизни Сэлинджера будто бы все было подчинено и принесено в жертву одной страсти – сочинительству, ведь после 1965 года и по 2010 он не напечатал ни единой строки.

Йога-медитация неожиданно приводит Сэлинджера к Логос-медитации, то есть к умной молитве, издревле практикующейся в православной Церкви. Произошло это через русскую книгу «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу».

На Руси Исусова молитва известна, по-видимому, с самого начала принятия христианства. В старообрядческом церковном календаре указано совершать, кроме обычных молитв, после обеда и ужина 12 поклонов с Исусовой молитвой. Новообрядцы этого не знают, так как никонианский погром православия коснулся и этой молитвы. В новообрядной церкви Исусова молитва стала возрождаться лишь в XIX веке.

На Афоне до недавнего времени послушнику вменялось совершать в день 400 Исусовых молитв, иноку – 1000, схимнику – 1500.

На Русском Севере, ввиду огромных расстояний и относительно малого количества церквей, а также и богослужебных книг, Исусова молитва была издавна в большом употреблении. В поморском старообрядческом церковном календаре указан приблизительный устав отправления служб вне храма.