Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет - [104]

Когда я прощался с Си-Джей дождливым зимним днем в Барнсе [104], я спросил о ее планах на Рождество. Был уже конец декабря, и кухня в ее общежитии совсем опустела. «Я работаю в канун Рождества и в День подарков, так что останусь здесь», – сказала она.

«Ты не едешь домой на Рождество из-за своей работы в книжном магазине?»

«Это один из ее подвохов, – пожала она плечами. – Я знаю, что начинается праздничный сезон, но мне все равно надо работать».

«Вот черт», – сказал я.

«Да уж. Когда я звонила маме, она была недовольна».

Уезжая, я поймал себя на мысли, что, хотя Си-Джей призналась мне в не самых приятных вещах, она все равно мне понравилась. Было что-то особенное в том, как без смущения она обо всем говорила и как сильно ей хотелось рассказать… рассказать о себе. Возможно, во мне говорит мое воспитание, но меня восхитило ее непреклонное стремление быть настоящей. Меня также удивило, что она ставила свою работу выше желаний своих родителей, с которыми она оставалась так близка. Все это показалось мне в некотором роде крайне неолиберальным, как и ее увлечение «Голодными играми» – эталонной для ее поколения историей, разошедшейся уже десятками миллионов проданных книг. Во-первых, «Голодные игры» отчасти вдохновлены древнегреческой мифологией, а во-вторых, на мой взгляд, их можно считать аллегорией неолиберализма, в которой власти предержащие заставляют отважного молодого гражданина (точнее, гражданку) участвовать в жестоком публичном состязании, в том числе против тех, кого она любит, – чтобы выжить.

Что до нарциссизма, то я, конечно, понимаю, что Си-Джей олицетворяет собой крайний случай, и было бы абсурдом полагать, будто на нее похоже большинство миллениалов. Тем не менее мне кажется полезным, что я смог дополнить этой историей данные Твендж и Кэмпбелла, а также поймать глубинное переживание нарциссизма, который, судя по всему, растет по всей планете. Для меня самым удивительным оказалось отсутствие эмпатии – ко всем этим несчастным растерянным юношам с разбитыми сердцами. В этом мире для них не было ни компаса, ни карты.

Если оставить в стороне членовредительство, то Си-Джей, как и многие другие миллениалы, выглядит физически более здоровой, чем мое поколение. Когда я и мои друзья из поколения X были примерно ее возраста, мы как будто постоянно были то пьяные или под экстази, то с похмелья или на отходняках. И уж точно никто из нас даже близко не подходил к спортзалу. В самом деле, испытываемое современной молодежью стремление быть совершенными может иметь и кое-какие положительные последствия. Исследования показывают, что миллениалы более склонны, чем взрослые, избегать опасного поведения, в том числе наркомании, пьянства, курения и раннего секса. Кроме того, они чаще занимаются спортом и предпочитают более полезную пищу.

Нельзя с уверенностью утверждать, что именно рассматриваемое мной культурное давление вызвало эти перемены, и даже если бы мы располагали соответствующими данными, то, скорее всего, эффект этого давления оказался бы неоднозначным. Однако есть основания предполагать, что век перфекционизма, а также подпирающая его неолиберальная экономика хотя бы отчасти ведут к ним. Все эти виды поведения служат тому, что люди стараются больше зарабатывать и чаще преуспевать, а это повышает их шансы в игре.

Еще одна удивительная черта поколения Си-Джей – высокая осведомленность о глубинном структурном неравенстве, до сих пор пронизывающем общество [105]. С неолиберальной точки зрения эта осведомленность может быть в значительной мере обусловлена верой, что в игре на свободном рынке у всех должны быть равные шансы, а особенности личности не должны препятствовать успеху. Как бы то ни было, это отрадно.

Но есть и другие изменения, подтверждаемые имеющимися данными, и, хотя к ним можно относиться по-разному, мне они кажутся более тревожными. Так, одно исследование, проведенное среди американских студентов, показало, что они больше предыдущего поколения беспокоятся о будущем и чаще соглашаются с утверждениями вроде «Я бы хотел вернуться в безопасное детство». В ходе еще одного исследования, проведенного в Великобритании, обнаружилось, что четверо из десяти молодых людей чувствуют себя «измотанными», причем 38 % девушек и 29 % юношей переживают за свое душевное здоровье. Вместе с тем свобода речи сейчас ценится меньше, чем прежде: согласно данным проведенного в 2015 году опроса исследовательского центра Pew Research, 40 % американских миллениалов согласны с тем, что у правительства должна быть возможность предотвращать высказывания, оскорбительные по отношению к меньшинствам. Для поколения X этот показатель равнялся 27 %, а для беби-бумеров – 24 %.

Выявленный учеными всплеск индивидуализма, по-видимому, сопровождается резким ослаблением эмпатии. Метаанализ, проведенный доктором Сарой Конрат из Мичиганского университета, свидетельствует, что современные студенты колледжей на 40 % менее склонны к сопереживанию, чем студенты в 1980-е годы. Они реже соглашаются с утверждениями вроде «Я испытываю чувства нежности и заботы по отношению к людям, которым повезло меньше, чем мне» или «Я иногда стараюсь лучше понять своих друзей, представляя события с их точки зрения». Кроме того, они меньше доверяют окружающим. Данные центра Pew Research позволяют сделать вывод, что лишь 19 % миллениалов готовы доверять большинству людей, – по сравнению с 40 % беби-бумеров. Хотя издевательства в школах теперь происходят реже, издевательства в сети учащаются.