Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет - [101]

Но особняк за высокими воротами в Биллерикее вскоре начал затягивать Си-Джей все глубже в свои коридоры и красиво обставленные комнаты. Он превратился в ее убежище, крепость, защищавшую ее редкостную красоту и талант от назойливости других людей. Принимать гостей ей не нравилось. Всякий раз, когда приезжали тетушки, дяди и кузины, она смотрела на них с досадой и с мыслью «Что вы тут забыли?». Она убегала в свою спальню и запирала дверь. Как-то раз она что-то ела на кухне, когда сзади к ней подкрался ее сводный брат и по-дружески легонько ткнул ее пальцем в бок. Си-Джей соскочила со стула и набросилась на него с кулаками: «Какого хрена ты это сделал?» Си-Джей ненавидела, когда ее трогали. В сущности, она не чувствовала ничего, кроме злости. Она казалась себе то принцессой в замке, то роботом в коробке, но ничего не могла поделать со своим ужасным поведением. Более того, она поняла, что и пытаться не хочет. Родители забеспокоились. «Они садились рядом и начинали: „Си-Джей, милая…“ А я им: „Милая? Вы что, блядь, опять заладили?“ Они мне: „Ну нельзя же так“. А я: „Почему? Это нечестно“. Затем присоединялись мои родственники: „Ей нужна помощь“, но родители их перебивали: „Нет, нет, с ней все в порядке. Лишь бы была счастлива“».

И вдруг в один прекрасный день Си-Джей снова начала чувствовать. Утром ничего особенного не произошло. Просто она проснулась такой злой, что ей хотелось швырять стулья об стену. «Я схожу в парк ненадолго», – крикнула она маме, прежде чем пойти в одиночестве к привычной скамейке. Гнев ее стал прямо-таки безмерной вселенной ярости, которая больше не могла уместиться в ее маленьком теле. «Я нашла палочку и сделала ее острой-острой. Я сломала ее о край скамейки, чтобы расщепить вдоль, и делала ее все тоньше и тоньше с одной стороны, а кончик заострила, оторвав ногтями часть волокон. И когда мне показалось, что она стала уже достаточно острой, я принялась резать руку». Она водила ею по руке туда-сюда, туда-сюда, но получались только ожоги от трения – тонкие бледно-розовые полосы да отделившиеся кусочки кожи. «Что за херня? – подумала она. – Я даже порезать себя не могу».

Вернувшись в дом, она обнаружила, что он пуст. «То, что надо». В своей отдельной ванной она включила душ, заперла дверь на тот случай, если кто-то придет, и вскрыла корпус пластиковой бритвы, чтобы достать ее лезвие. Тогда все и случилось. «Я оторвалась по полной, – сказала она мне. – Резала всерьез». Розовые полоски превращались в длинные ярко-красные рты. Ощущение силы переполняло ее и казалось колоссальным. Кровь была везде, на стенах и по всему ее телу – алые капли и струйки на фоне белого. Выглядело это так, будто кого-то убили. Неужели это она сделала? Си-Джей села на пол и съежилась, внезапно испугавшись того человека, которым она только что была. Тем не менее это стало ее пристрастием. Между перекладинами кровати она прятала сувенирную коробочку, что ей подарили на Рождество. В ней хранились пять бритвенных лезвий (лучшими были Gillette), маникюрные ножницы и осколки компакт-диска. Там же лежали узкий бинт, антисептический крем и лавандовое масло от ссадин. Си-Джей чувствовала себя живой только когда танцевала или резала себя. В тот сокровенный момент, когда лезвие вонзалось в ее кожу, она контролировала свою жизнь, словно Бог. Она могла резать где угодно и как угодно. До крови или нет. Она наблюдала все в мельчайших деталях, миллиметр за миллиметром, как будто само время и вся боль мира становились ей подвластными. «В голове стучало: „У меня есть власть, я могу выбирать, что мне делать, и я это сделаю“».

Когда Си-Джей объявила о своем желании учиться в школе исполнительских искусств, мама с папой заволновались. «Мне шестнадцать. Я могу делать что захочу», – сказала она им. Как всегда, она получила что хотела. Она считала себя лучшей актрисой в классе. По студии и по сцене она расхаживала, излучая высокомерие. Когда учителя критиковали ее, она отвечала: «А мне захотелось сыграть именно так. Вы меня не понимаете». Она легко говорила людям, что они дерьмо. Почему бы и нет? «Я была искренней, настоящей», – говорит она практически словами Фрица Перлза. Это доказывало, что она хороший человек, разве нет? Время от времени одноклассники смотрели на нее с таким выражением, в котором читалось: «Ну ты и гадина». Но самое забавное заключалось в том, что, когда она изредка кого-то хвалила, их распирало от благодарности. Они начали с нетерпением ждать ее высокой оценки. «Они всегда надеялись на мое признание, потому что не получали его от меня. Я стала там самой крутой просто потому, что могла прямо в лицо сказать: „Ты отстой“». Когда один парень показал ей одной свою экзаменационную работу, она посоветовала ему бросить актерское мастерство и заняться наукой. «Зачем ты здесь? Ну правда, что ты тут забыл?» – не отставала она от него.

«Это моя мечта», – ответил он.

Нежно и одновременно жестоко Си-Джей сказала: «Мечты не всегда сбываются».

Это была лучшая школа исполнительных искусств в стране – Brit School, где также учились Эми Уайнхаус и Адель. Вот только для Си-Джей это была не Brit School, а дерьмовенькое крошечное заведение в каком-то захолустье. Она считала проведенное там время напрасной тратой своего таланта. Через год она бросила учебу. Она была уверена, что превосходно пишет и замечательно фотографирует, поэтому, заручившись поддержкой отца, решила посвятить себя соответствующим предметам. Однако в колледже у нее вдруг появился новый отвлекающий фактор. Прежде мальчики ее не особенно интересовали. Кому это нужно, ведь ее ждала потрясающая карьера! Но теперь на новом месте, когда ей было уже семнадцать, она наконец осознала, что от мальчиков все же