Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра - [3]

Я посмотрел на нее исподлобья. Тина отшатнулась.

— Билли, скажи ему! — гнусавый голосок рвал мои нервы. — Твой брат совсем помешался на этой русской. А может это его дети?

Хорошо, что она стояла с противоположной стороны длинного обеденного стола. Я заметил, как Билл поджал губы. Тина словно исподтишка травила его на меня, как глупый хозяин втихаря травит крупную собаку на мелкую шавку. Она ныла какую-то чушь, а глаза брата из карих становились черными. Я и сам чувствовал, как злость закипает в венах. Взял себя в руки. Вытер рот салфеткой и встал из-за стола.

— Ладно, мне пора. Привет Мари передавай. Шикарно разыграли. Высший балл.

Из дома Билла я вылетел с такой скоростью, словно за мной гнались все псы ады. Хотел пнуть коробки с подарками, которые так и стояли у входа, но передумал — Мари будет неприятно, если они измажутся. Черт, надо было пройтись по комнатам, посмотреть. Наверняка, она где-то сидела и наблюдала за всем по монитору. Они точно меня развели. Там были скрытые камеры. Голову даю на отсечение — развели и теперь ржут все вместе. Надо быть сумасшедшим, чтобы променять Мари на это недоразумение.

В машине выкурил пару сигарет и набрал номер матери. Уж она-то точно в этом цирке участия принимать не будет. Перебросившись с ней парой вежливых фраз и ответив на стандартные «как дела» и «как съездил», я, собственно, перешел к делу.

— Том, я не знаю, что произошло, правда. Мари с близнецами пришла к нам среди ночи. Неделю жила у нас, потом нашла квартиру и уехала.

— Она в Берлине?

— Да. Я при каждом удобном случае стараюсь заехать к ней. Мне район не нравится. Нойкёльн. Там одни турки и арабы. Днем ходить страшно, я молчу про вечера и ночи. Ужасный район, Том.

— Это из-за Тины?

— Не знаю. Я последние два месяца живу в каком-то кошмарном сне, который никак не кончится. Пыталась поговорить с Биллом — бесполезно. Сейчас он надумал жениться на этой вертихвостке. Она же глупая, Том! Она такая дурная! У нее на уме одни шмотки и ночные клубы!

— Он сказал, что она ему изменила.

Мама недовольно выдохнула в трубку:

— Ему в голову втемяшилось, что близнецы не его. Мол, из-за того, что она родила на полтора месяца раньше, он посчитал, и выяснилось, что они в то время вместе не жили.

— А они не жили вместе? — Я точно попал в какую-то параллельную реальность. Мари же от Билла не отлипала! А как они смотрели друг на друга! Как они нежничали друг с другом!

— Я не понимаю, что происходит с твоим братом, Том. Он словно с цепи сорвался. Он делает глупость за глупостью. Он разрушает все, что строил долгие годы.

— Где она живет?

— Маловер штрассе, дом двадцать семь, квартира пятнадцать. У нее даже домофона нет, не знаю, как ты попадешь к ней. Я бы на ее месте ночью к входной двери вообще не подходила.

— Я разберусь, мам. Главное, что она в Берлине.

Не знаю, что так напугало маму, но пол-одиннадцатого на Маловер штрассе было многолюдно, весело и почти не страшно. Да, многовато сомнительных личностей, и я бы даже согласился, что не стоило бы девушке одной выходить на улицу в столь поздний час, но, честное слово, все не так критично, как описывала мама. Я припарковался максимально близко к ее дому и ушел с оживленной улицы в темные лабиринты дворов — надо найти подъезд. Вот это задача посложнее.

Подъезд был темным, без единой лампочки, страшным и отчаянно вонючим. Осторожно ощупывая ногами каждую следующую ступень, я светил себе зажигалкой, пока не обжег пальцы. Мысленно я был готов к любому нападению. Почему-то казалось, что сейчас из темноты меня обязательно убьет отверткой какой-нибудь наркоман. С другой стороны — ну что делать наркоману в этом подъезде? Ее квартира оказалась на пятом этаже. Я еще раз проверил цифры на дверях соседей, да, вроде бы эта. Другой тут просто быть не может.

Звонок не работал. Точнее его вообще не было на стене, как и номера на обшарпанной двери. Я постучал кулаком и для надежности достаточно громко сказал (ну и черт, что соседи услышат):

— Мари, это я, Том. Я видел, что ты дома. — На самом деле я ничего не видел, но не хотелось стоять под дверью просто так.

За дверью никакой жизни не послышалось. Я постучал сильнее и громче крикнул:

— Ты дома, я все видел. Открывай.

— Кто там? — раздалось из глубины квартиры.

— Том, Мари. Это я. Уже полчаса долблюсь в дверь.

— Том? Сейчас, подожди минуту.

Как-то я не подумал — а вдруг она не одна, а тут я приперся… Вдруг она с парнем? В свете последних событий, кажется, надо уже завязывать с удивлением.

Мари открыла дверь минут через пять, я уж опять решил напомнить ей о себе.

— Прости, дорогой, я с Алексом воевала, — улыбнулась как-то затравленно. На руках она держала маленького голого карапуза. Губы сами собой расплылись в улыбке. Я перешагнул порог и протянул к ребенку руки.

— Помыть надо, — увернулась Мари. — Проходи. Прости, я не ждала никого, тут немного неубрано.

Я скинул туфли и проследовал за ней по узкому коридорчику.

— Туда, — кивнула она в сторону. Я посмотрел в указанном направлении, и мой нос уперся в дверь. Если открыть дверь со стороны входной двери, то она полностью перекроет коридор, и в туалет ты уже не попадешь. Это стало для меня очередным неприятным открытием. Кое-как повозившись с дверью, я добрался до ванной, вымыл руки и наконец-то попал в гостиную. Она же спальня. Она же детская. Она же столовая. Она же кабинет. Она же кладовка. В кроватке руками дрыгал еще один голопузик. Перед ним висела гирлянда из игрушек. Он задевал ее, игрушки позвякивали, малыш пускал пузыри и издавал какие-то странные звуки. Мари торопливо собирала развешенные по всей комнате пеленки. Второй мальчик лежал на ее кровати. Он явно был недоволен, что его оставили без внимания.