Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра - [23]

По коридору шествовали три тетки, у двоих из них на руках были наши дети, орущие на весь киндерхайм. Третья тащила папку, судя по всему с документами.

— Кто… — открыла рот третья тетка, окинув толпу родственников колючим взглядом через маленькие круглые очечки.

— Я! — возникла перед ней Мари. Она потянулась к ближайшему ребенку. Я попытался забрать дальнего. Но обе служительницы слишком резво от нас отскочили. Если бы кто-то сзади не ухватил меня за рубашку, удержав тем самым от явного нападения, я бы забрал детей силой. Я заметил, что Мари тоже придержали за руку.

— Умерьте свой пыл, — осадила нас тетка в очках.

Дети орали так пронзительно, что я еле удерживал себя на месте.

— Конечно-конечно, — залебезила перед ними мама. — Молодые, глупые. — Она кинула на меня строгий взгляд, велев притормозить.

— Извините, жена очень нервничает, — схватил я Мари за плечи и заставил сделать шаг назад. Ее трясло настолько явно, что я не придумал ничего умнее, чем загородить Мари перед теткой собственной персоной, заключив в объятия. Она дернулась, но я удержал. — Спокойно.

— Фрау Ефимова? — еще раз голосом надзирателя из гестапо произнесла тетка.

— Да, это я, — тихо ответила Мари, выглянув из-за моего плеча.

— Вам надо расписаться. — Протянула ей папку, на деле оказавшуюся книгой. — Отойдите все! — рявкнула неожиданно громко.

Родственники отступили. Мари нервно поставила закорючку в указанном месте, даже не посмотрев под чем подписалась. Тетка кивнула своим подчиненным и те, наконец-то, передали нам детей. Мари забрала одного, второго у меня практически из рук выхватила бабушка. Обменявшись быстрыми взглядами, они обе рванули с такой скоростью к выходу, как будто у них сейчас снова отнимут близнецов.

Я нагнал их только у машин на стоянке. Мари судорожно прижимала к себе ребенка и рыдала в голос. Тот рыдал вместе с ней. Рядом бабушка старалась успокоить второго малыша. Вокруг суетились мама и тетки, делая робкие попытки унять истерику молодой матери, успокоить детей и явно едва сдерживаясь, чтобы не начать голосить вместе с ними. Я стоял, смотрел на них и не понимал, что делать.

— Том, в машине у нас… — вытащила меня из толпы мама. — Там в машине бутылочки с водой и едой. Принеси быстро. В моей сумке.

Я со всех ног кинулся к машине, быстро выудил из маминой сумки две бутылки с водой и две бутылки с кашей. На всякий случай захватил еще соски.

Минут через пять на стоянке стало тихо и спокойно. Моя мама сидела в теткиной машине и кормила одного ребенка, Мари сидела перед ней по-турецки на асфальте и кормила второго ребенка. Все вокруг улыбались и сюсюкались с детьми. Я присел на капот и затянулся. Очень хотелось отсюда побыстрее уехать, но женщинам явно была нужна передышка. В кармане завибрировал телефон. Сьюзен…

— Может быть, ты объяснишь, что вообще происходит и как это понимать? — Она говорила холодно и недовольно.

— Извини, малыш, у меня сегодня было много работы, — неуверенно соврал я.

— Не смей мне лгать! Тебя не было в офисе!

— Я на выезде был.

— Настолько на выезде, что даже домой вчера не приехал?

— Сью… Я вернусь и все расскажу.

— Билл звонил всё утро и весь день! Ты даже проигнорировал свадьбу родного брата!

— Прости, малыш. Это было важнее какой-то дурацкой свадьбы.

— Хватит выдумывать оправдания! Мне осточертело твое вечное вранье! За кого ты меня принимаешь?

Я убрал трубку от уха, закурил новую сигарету и блаженно закрыл глаза, подставляя лицо ласкам легкого ветерка. Усталость опускалась на плечи. Перетянутые нервы потихоньку отпускали, а вместе с ними внутри что-то обмякало, высвобождалось, теряло форму. Я чувствовал себя постепенно сдувающимся воздушным шариком, в котором кто-то проделал малюсенькую дырочку.

— Том, поехали, — позвал Клаус.

Я кивнул. Поднес трубку к уху. И испытал просто таки физическое удовольствие, услышав короткие гудки. Все же женщины невыносимые создания.

Родственники тискали успокоившихся детей. Мари улыбалась, двумя руками прижимая к себе младенца, ни на секунду не выпуская из виду второго. Зато второго тетки старательно передавали по кругу, что-то говорили ему, смеялись, улыбались, целовали маленькие ладошки и терпеливо выпутывали попавшие в цепкие пальчики локоны. Я усмехнулся — «отцу-то» детей так и не дали подержать.

В машине дед сел рядом с Мари. Малыши уснули (мы так и не разобрались, кто из них кто, но дома мама обещала исправить это досадное недоразумение). Один спал у мамы на руках на переднем сидении. Второй — у Мари, схватив деда за палец. Дедушке явно было неудобно так сидеть, но он светился от счастья, что-то шептал Мари в ухо, та краснела, хихикала и что-то стыдливо отвечала ему также в ухо. Мы ехали к нам домой. Но на полпути, дед вдруг велел поворачивать и ехать в клуб, в котором Билл праздновал свадьбу. Я почувствовал, как Мари рядом со мной выпрямилась, словно кто-то невидимый неожиданно натянул позвонки. Лицо тут же стало жестким, желваки заходили.

— Дед, это очень плохая идея, — зашипел я на него, придерживая Мари за руку.

— Папа, ты с ума сошел? — обернулась мама.

— Я сказал, поехали, — приказал он.