Секунданты - [37]

Изабо поправила ему волосы и погладила по щеке. Он посмотрел на нее с надеждой – вдруг растолкует, вдруг успокоит? Найдет объяснение, ведь кому же, как не ей, всю эту чушь понять!

– Не бойся, – сказала она. – Нормальное явление. Скоро начнешь летать во сне.

Слова были совершенно не те, но Валька благодарно улыбнулся ей, улыбнулась и она – возможно, впервые за всю весну.

– Я не боюсь, – ответил он. – Мне просто немного странно. Я не могу понять, что там, у меня в голове, должно получиться…

– Когда я позвала тебя в мастерскую, помнишь, я сперва в тебе разочаровалась. Ты был какой-то плоский… понимаешь? Двухмерный. Не очень интересный.

– Зачем же ты меня терпела? – ласково спросил Валька, и ответ уже был сказан тогда, на берегу, ему просто хотелось услышать его заново, но другими словами.

– Выпустила джинна из бутылки, так терпи… И еще, когда ты в первый раз показал свои рисунки, мне понравилась та женщина – за пианино и у окна.

– Анна? – догадался он. – Знаешь «Баркаролу»? Она поет «Баркаролу». А где-то далеко ее слушает Пушкин. Я хотел рассказать это Широкову, но не получилось.

– Она поет, а он где-то далеко слушает… думаешь, это возможно?

Валька понял, что имеет в виду Изабо.

– Думаю, что возможно. Если только она этого хочет. Она может петь… а может лепить распятие.

Изабо окаменела.

Окаменел и Валька – про распятие он сказал неожиданно для себя.

– Изабелла Альбертовна! – позвали со двора.

Она коротко вздохнула и выбежала из мастерской.

Вальке же совершенно расхотелось лепить. Он чувствовал себя неловко после этой сцены. Он угадал, угадал – но такие догадки обязывают… Пытаясь усмирить смятение, Валька прикоснулся пальцами к пластилиновому распятию.

Он гладил пыльный пластилин и чувствовал, что поза маленького Спасителя – промежуточный миг движения, а нужен окончательный. Спаситель замер на первом вздохе воскресшего, а он должен дышать. Валька еще немного приподнял его скрытое прядью волос лицо, поправил ноги. Теперь Спаситель отталкивался от невидимого креста перед взлетом. И дышал.

Валька понял, что больше он сегодня уже ничего не сделает – весь ушел в три движения большого и указательного пальца. Он вышел из мастерской и бездумно пошел куда глаза глядят – оказалось, к озеру. Ему захотелось увидеть это озерцо и непременно – двух уточек, кротко и неторопливо его пересекающих, и два веера воды, сверкающие вслед за уточками.

Было тихо.

Валька поднялся на холм, увидел озерцо, а поблизости на склоне мелькнула другая, такая же тонкая и легкая фигурка – кто-то в темно-синей рубашке с короткими рукавами скользнул меж сосен и даже на миг прижался к коре щекой. Валька весь подался к тому, исчезнувшему, и ощутил, что это его удерживает нагретой корой сосна, что это его щеке вдруг стало шершаво и хорошо.

Мир вокруг онемел и стал как стеклянный.

И Вальке показалось, будто он заключен в сосуд с расписанными изнутри стенками, а там, за нарисованным озерцом, и за соснами, и за небом – там-то и есть подлинный мир, откуда идет мощный поток пронизывающей тишины.

Он бесшумно пошел берегом назад, другой дорогой, и звуки стали возвращаться к нему, и в ложбинке продолжилась азартнейшая игра в подкидного дурака, со всевозможными пошлейшими комментариями, и красивая девушка загорала на холмике, и дети отважно лезли в воду.

Возле дома Карлсона Валька увидел парня. Тот подкрадывался к мастерской. Местность явно была ему знакома.

Одет был этот разведчик в модные рябые штаны, и вообще все на нем было неприлично новое, даже бесстыже новое и заграничное – бесстыже потому, что престижное тряпье нисколько не соответствовало тонкому и умному лицу, тонкой и уже сутуловатой фигуре. Как человек с таким лицом мог разжиться этими тряпками – Валька и вообразить не пытался.

Убедившись в чем-то, для него важном, парень решил легализироваться.

– Добрый день! Хозяйка дома? – обратился он к соседкам на грядках.

– Изабелла Альбертовна? – переспросила одна из соседок.

– Гражданка Гронская, – сурово подтвердил парень.

В окне показалась Изабо, воззрилась на пришельца, всплеснула руками и воскликнула:

– Сынок!..

Валька так и встал.

О сыне он слышал впервые. Хотя теоретически… возраст подходящий… сходства, правда, ни малейшего, одна масть. Но смоляные волосы и короткая бородка парня курчавились, был он высок – это верно, и мальчишески тощ – она тоже не из толстых. Тут сходство и кончалось.

Изабо прыгнула с подоконника прямо в объятия к парню. Первых ее слов Валька не расслышал.

– Таки-да! – ответил ей парень. – Умудрился! И даже подарок тебе привез!

Он встряхнул импортный объемистый пакет, на дне которого болталось что-то тяжелое.

– Таки действительно подарок! – попробовав это на вес, развеселилась Изабо. – Таки сынок вспомнил свою мамочку! Таки сынок порадовал свою мамочку!

Пока Валька изумлялся совершенно одесскому акценту Изабо, она с этим парнем звонко расцеловалась.

Глаза у него были темные, южные блестящие глазищи, а у Изабо все-таки стальные, северные. Узкое лицо, и брови, и высокий лоб – все было непохоже. И Валька понял, что это еще одна игра Изабо. Играет же она под настроение в роман с Карлсоном, и играет же она в хозяйку литературного салона, когда наезжают Верочка с Широковым, почему бы ей не сыграть в Одессу?