Секта. Свидетели убийства гражданина Романова - [117]

Одной из основных политических идей российских мыслителей тогда являлся панславизм, который предусматривал объединение славянских народов под эгидой русского царя. Большинство панславистов обосновывали подобную идеологию обычными великодержавными устремлениями, но нашелся один горячий проповедник войны за освобождение болгар, сербов и черногорцев от турецкого ига, который считал иначе.

Что интересно: по поводу современного ему положения дел человек этот не только не имел иллюзий, но скорее даже перегибал палку в сторону «чернухи». Потому что писал он о союзе славянских народов так, что мрачнее и придумать трудно.

«По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, — не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!..

Начнут они, по освобождении, свою новую жизнь… именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, они именно в защиту от России это и сделают.

Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, „имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени“.

…Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.

У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (страна, по-вкусу. — Е.П.)и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (фамилия, по вкусу. — Е.П.)согласился наконец принять портфель президента совета министров.

…Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью…»

До такого циничного анализа не доходят и современные политологи. А ведь это написано 150 лет назад. Ну, и зачем нам это счастье? Ради создания сферы влияния в Европе? Понятно, тут можно постараться, особенно во времена, когда еще не было межконтинентальных ракет, войны решались наземными армиями и буферные зоны имели смысл. Но… на мотивации цинизм заканчивается, и начинается самый махровый идеализм:

«Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? — спрашивает автор и тут же себе отвечает: — Во-первых, у России, как нам всем известно, и мысли не будет, и быть не должно никогда, чтобы расширить насчет славян свою территорию, присоединить их к себе политически, наделать из их земель губерний и проч».

Тут спорить сложно: превращать в губернии страны с национально озабоченным населением — изрядный геморрой. Александр I неосмотрительно прихватил Польшу, и Российская империя на столетие получила незаживающую язву, изрядно способствовавшую ее краху. Но автор развивает идею дальше.

«Все славяне подозревают Россию в этом стремлении даже теперь, равно как и вся Европа, и будут подозревать еще сто лет вперед. Но да сохранит Бог Россию от этих стремлений, и чем более она выкажет самого полного политического бескорыстия относительно славян, тем вернее достигнет объединения их около себя впоследствии, в веках, сто лет спустя. Доставив, напротив, славянам, с самого начала, как можно более политической свободы и устранив себя даже от всякого опекунства и надзора над ними и объявив им только, что она всегда обнажит меч на тех, которые посягнут на их свободу и национальность…»

Политика, который поступил именно так, мы все знаем — его зовут Михаил Сергеевич Горбачев. Опекунство и надзор над странами Восточной Европы при нем прекратились полностью, их органы — Организация Варшавского договора и Совет экономической взаимопомощи — были распущены, и что дальше? Правильно: надзор из Кремля тут же сменился контролем из Белого дома, бывшие советские вассалы дружно оказались в НАТО, и теперь американским самолетам лететь до Москвы куда ближе, чем в советские времена.

И так было всегда: едва российский опекун уходил, как его место тут же занимал западный, а опекаемые немедленно вписывались в очередной «Дранг нах Остен». Сто лет назад избавившаяся от опеки Польша немедленно пошла брать Минск и Киев. В Первую мировую войну освобожденная ранее русскими от турок и перешедшая под германский надзор Болгария послала дивизии на Восточный фронт. И в 1812 году оказавшееся под опекой Наполеона польское Варшавское герцогство с энтузиазмом приняло участие в его русском походе, выставив 60 тысяч человек — десятую часть всей армии. Оставишь таких без надзора, как же!