Сексус - [178]

Да, так вот: когда ты начинаешь думать о покое, это означает, что ты свой пик прошел, зенит исступления позади. Как говорят китайцы: вечер наступает через минуту после полудня. Но в обеих точках, и в зените, и в надире, на какие-то одно-два мгновения ты застываешь в неподвижности. Так же как на обоих полюсах Господь дал нам шанс не зависеть от часовой стрелки. В надире, а надир – это опьянение физическое – у тебя привилегия или спятить, или покончить с собой. А зенит, то есть состояние восторга, дает тебе возможность достичь покоя и блаженства. Десять минут пополудни показывают сейчас часы духа. У меня уже нет чувства голода. Только безумная жажда быть счастливым. Это означает, что я хочу поделиться своим опьянением с тобой и с каждым. Сантименты, конечно. Вот когда я допью этот кувшин, то поверю, что каждый так же хорош, как и все остальные, – и потеряю меру вещей, возможность оценки. Чтобы стать счастливым, нужно всего лишь поверить, что мы все одинаковы. Пустая мечта нищих духом. Этакое чистилище с электрической вентиляцией, обставленное в стиле модерн. Карикатура ликования. Ликование предполагает единство стада, а счастливыми бывают все поодиночке. Зато все.

– Не возражаешь, если я схожу отлить? – спросил Нед. – Сдается мне, что ты в чем-то прав. Мне вот уже сейчас становится легко и приятно.

– Это счастье отраженное. Ты как луна. Вот скоро я перестану светить, и ты тут же погаснешь.

– Ты в самую точку попал, Генри. Черт возьми, рядом с тобой в самом деле заводишься.

А в кувшине между тем уже почти ничего не осталось.

– Наполни его, – сказал я Неду. – В голове уже все ясно, но до нужного градуса я еще не дошел. Поскорей бы девочки вернулись. Мне стимул нужен. Надеюсь, их не задавило машиной.

– А ты, когда напиваешься, любишь петь? – спросил Нед.

– Петь? Ты что, хочешь меня послушать? – И я затянул пролог из «Паяцев».

Только я распелся как следует, появились наши дамы, груженные пакетами со снедью. Я продолжал петь.

– Да, видно, крепко набрались, – сказала Марсела, проведя быстрый осмотр места действия.

– Это он напился, – сказал Нед, – опьянел от воды.

– От воды? – эхом повторили обе.

– Ну да, он говорит, что это подобие экстаза.

– Что-то я ничего не понимаю, – сказала Марсела. – Ну-ка дыхни.

– Да ты не меня, ты его понюхай. Я-то что: мне хватает и обычного керосина. Две минуты пополудни – уже вечер, говорит Генри. Счастье – всего лишь чистилище с кондиционерами… Так, что ли, Генри?

– Слушай, – сказала Марсела, – вот кто упился: ты, а не Генри.

– Радость – это единство; счастье всегда с большинством или что-то в этом роде… Пришли бы вы минут на двадцать раньше. Он захотел съесть мою руку. А я не захотел, так он пальто потребовал… Подойди-ка сюда… Видишь, что он сделал с рисунком Ульрика.

Они обе взглянули на рисунок: угол листа был весь изжеван.

– Это он по вас изголодался, – продолжал объяснять Нед. – Но у него не обычный голод, у него голод духовный. Цель – стратосфера, там всегда одинаковый климат. Так, что ли, Генри?

– Так, все так, – сказал я со зловещей улыбкой. – А теперь, Нед, расскажи Моне то, что ты говорил мне совсем недавно. – Я бросил на него гипнотизирующий взгляд и поднес к губам еще один стакан.

– По-моему, воды ему достаточно, – воззвал Нед к Моне, – боюсь, у него или водянка будет, или разжижение мозгов.

Мона испытующе смотрела на меня. Что означает этот спектакль, вопрошал ее взгляд.

Я легко, словно волшебной палочкой тронул, прикоснулся к ее руке.

– Нед хочет тебе что-то сказать. Выслушай его, тебе станет легче. Все уставились на Неда. Он покраснел, попытался что-то произнести, но запнулся.

– В чем дело? – спросила Марсела. – Чем он нас удивить собирается?

– Придется, видно, мне за него говорить, – сказал я. Я взял Мону за обе руки и заглянул ей в глаза.

– Вот что он мне говорил: «Никак не мог представить, что один человек так изменит другого человека, как Мона изменила тебя. Некоторым людям дана вера. Тебе дана любовь. Ты самый счастливый человек на свете».

Мона:

– Ты в самом деле так говорил, Нед? Марсела:

– А чего ж я тебя изменить не могу?

Нед сделал еще одну попытку произнести что-нибудь вразумительное – и опять неудача.

– Похоже, ему надо добавить, – сказала Марсела.

– Не надо! – выпалил Нед. – Выпивкой довольствуются люди с низменными запросами. Мне нужен эликсир жизни, а это – вода. Так говорит Генри.

– Ладно, дам тебе эликсир, – отозвалась Марсела. – А как насчет холодного цыпленка?

– А какие-нибудь кости найдутся? – спросил я. Такого вопроса Марсела явно не ждала.

– Мне надо погрызть кости, – объяснил я. – Кости несут в себе фосфор и йод. Мона всегда бросает мне кость, если я чересчур завожусь. Понимаешь, когда возбуждаюсь, я начинаю весь кипеть и моя витальная энергия испаряется. А тебе не кости нужны – космические соки. Твоя божественная оболочка поистрепалась, и в сексуальную сферу проникла радиация.

– Слушай, ты можешь говорить нормально?

– Я и говорю, что вместо того, чтобы вкушать амброзию, ты зернышки клюешь. Ты поклоняешься Апису с рогами, а не Кришне на колеснице. И рай свой ты найдешь где-то глубоко внизу, в преисподней. И тогда единственный выход – безумие.