Сексуальная жизнь наших предков - [16]

В семье это было ещё одной темой (из многих, надо сказать), о которых говорить не стоило. Но Ада и Лауретта знали, что у дяди Тана была сестра-близнец, погибшая в результате несчастного случая, когда им обоим не было и шестнадцати, – утонула в Арно, катаясь на яхте. Брат, который тоже был с ней, спасся лишь чудом. Этот давний эпизод делал дядю Тана в глазах девочек только более романтическим героем.

Излишне упоминать, насколько Ада с Лауреттой обожали дядю. Они знали: ради того, чтобы остаться с ними, заменить им отца и хоть немного уравновесить суровость бабушки Ады, он после войны отказался от университетской карьеры в Швейцарии и вернулся в Донору. Все та же старушка Армеллина говорила, что её «мальчик» так никогда и не женился, чтобы не приводить «мачеху» к двум сиротам-племянницам. Уж Танкреди-то прекрасно знал, как это мучительно, объясняла Армеллина, ведь у него самого мачеха появилась не в детстве, а уже в пятнадцать, и так сложилось, что ему ещё долго пришлось жить с ней под одной крышей.

Кое-кто поговаривал, что именно из-за мачехи, донны Ады, он и не связал себя узами брака. Ревность, знаете ли. И потом, поди плохо все время (с перерывом на войну) иметь под боком мужчину – с тех самых пор, как муж оставил её тридцатилетней вдовой с четырьмя малолетними детьми! Кроме того, Танкреди в своё время получил богатое наследство со стороны матери, и после смерти, поскольку он так и не женился, всё его имущество должно отойти сводным брату и сёстрам, детям донны Ады.

Болтали, что каждый раз, как пасынок начинал встречаться с кем-то из вошедших в брачный возраст дочерей аристократов или богатых горожан, донна Ада тайком навещала родителей тех, кого за глаза называла шлюхами, и по большому секрету, умоляя их не раскрывать тайну, предупреждала, что Танкреди Бертран, выражаясь её собственными словами, «известный развратник», что он позорит древний род, не вылезая из городских борделей, что уже перепортил всю прислугу и даже медсестёр-монахинь в больнице, что годами поддерживает отношения с живущей в другом городе женщиной, состоящей в браке с высокопоставленным военным, что наплодил ублюдков не только по всей Италии, но и за границей, по всем городам и деревням.

Ада подобным слухам никогда не верила. И прежде всего она не верила в то, что бабушка Ада могла так жестоко и так безрассудно врать в городе, где все друг друга знали, где не оставалось не замеченным ни одно движение и, следовательно, ни одна ложь. Более того, и это было основной причиной её скептицизма, она не верила, что в таком городе, как Донора, слава «развратника» помешала бы богатому и привлекательному мужчине вроде дяди Тана заполучить любую, даже самую непорочную невесту из высшего света.

Сам же дядя на вопрос сирот-племянниц, почему он не женился, только хохотал:

– Не для брака меня слепили, уж слишком я люблю свободу. Был бы султаном – другой разговор. Знаете что? Вот вырастете, я прикинусь султаном и женюсь на вас обеих, чтобы мы всегда были вместе.

Дария, которая познакомилась с дядей Танкреди уже после смерти донны Ады, находила его симпатичным, но пару раз всё же попыталась слегка приуменьшить масштаб этой фигуры в глазах подруги:

– Ладно, пусть не позор рода, как говорила твоя бабушка, но какая-то червоточинка в нём, безусловно, есть... Не может же он быть таким идеальным, как думаете вы с кузиной! Наверняка в глубине души он тот ещё монстр.

16

Ада и Дария дружили не с самого детства: они познакомились, когда обеим было уже по двадцать два – в Болонье, на собрании студентов всех факультетов, включая даже Академию изящных искусств. Сразу почувствовав взаимную симпатию, девушки вскоре стали неразлучны, несмотря на то, что Ада активно занималась изучением литературы, а Дария больше вела распущенную жизнь с приятелями по Академии. Зато она могла в два счета набросать углём прекрасный портрет, причём весьма похожий, и, когда испытывала нехватку денег, частенько стояла с мольбертом на углу Пьяцца Гранде, всякий раз с лёгкостью привлекая пару-тройку гуляк-нарциссов. Её отец был простым строителем, а мать – официанткой в баре, так что скромные доходы семьи уходили куда угодно, только не на учёбу дочери. Бабушка Ада была не в восторге от новой внучкиной подруги: она ворчала, что в Болонье у Бертран-Ферреллов хватает связей в высших сферах и внучка могла бы найти себе общество получше. Дария настолько не нравилась бабушке, что ни разу не удостоилась приглашения в Донору на каникулы. Лишь после смерти Ады-старшей девушка смогла пересечь порог «Виллы Гранде».

Зато из рассказов подруги Дария знала о настоящем и прошлом её семьи всё. Или почти всё.

«Запиши это, – говорила она, выслушав очередное воспоминание или особенно необычную историю. – Записывай каждую мельчайшую деталь. Пригодится, когда пойдёшь к психоаналитику».

Она была убеждена, что рано или поздно все, кто ругает и клянёт поколение своих отцов и матерей, закончат в этом кресле. В конце концов, что ещё, кроме секса нараспашку, оставалось героине Эрики Йонг, годы спустя ставшей её любимой писательницей? Помните первые слова романа «Я не боюсь летать»? «