Сексуальная жизнь наших предков - [12]

Профессор сразу же бросился в бой:

– Не понравился мне Ваш доклад. Не понимаю, чего вы, феминистки, хотите. Вечно выдумываете какие-то преследования и выставляете себя жертвами.

– Только не говорите, что в античности женщинам так уж хорошо жилось.

– Прекрасно! Они всегда были в привилегированном положении. Никогда не замечали, что все провидицы были женского пола? В Дельфах, например, жила пифия, которая общалась с богом, и именно её слова в случае войны определяли судьбу Греции.

– Она была всего лишь инструментом.

– Инструментом, да. Сидела себе на треножнике над трещиной в земле, соединяющей загробный мир с миром людей, вдыхала божественные испарения, сиречь дыхание Аполлона... Как античница, Вы, конечно, знаете, каким отверстием тела она их поглощала. Вы, женщины, открыты снизу, потому так легко и общаетесь с миром духов.

«Вот ведь вульгарный тип, – подумала Ада. – И как только Эстелла его выносит?»

Но Эстелла лишь смущённо склонила голову и стала играть с кольцом, снятым со среднего пальца: катала его вокруг бокала, избегая хлебных крошек, будто от этого зависело что-то очень важное.

Аде не хотелось отвечать профессору: у неё не было настроения вступать в дискуссии. Она как раз подумывала закончить разговор резкой шуткой, как вдруг один из костылей с грохотом рухнул, привлекая к их троице внимание соседей.

– Может, это знак, что не стоит больше таскать с собой оба? – с некоторым облегчением спросила Эстелла, подняв костыль с пола. – После операции прошло уже больше полугода! Может, хватит и одного, профессор? Немного нагрузки Вашей ноге не помешает.

– Сколько мудрости в этой юной служанке!^[18] – саркастически воскликнул Палевский. – Впрочем, разве она служанка? Она Антигона^[19] бедняге Эдипу, калеке, кем стал я, – и, повернувшись к Аде, добавил: – Эта девушка полна всевозможных талантов и стоит гораздо больше, чем я ей плачу. Она ведь, знаете ли, необходима мне не только как медсестра и секретарь, но и как учёный, ассистент в моих экспериментах...

Эстелла покраснела.

– Неправда! Хватит болтать ерунду! – воскликнула она, то ли умоляя, то ли настаивая, но апеллируя скорее к Аде, чем к профессору.

– Почему же ты не хочешь, чтобы я упомянул о самом важном твоём таланте? Эта девушка, дражайшая коллега, наделена даром. Я обнаружил его совершенно случайно и не устаю благодарить судьбу за бесконечно выгодную сделку, которую совершил, когда выбрал её себе в помощницы.

– Мне не нравятся такие шутки. Прекратите, – лицо Эстеллы вдруг приобрело мертвенно-бледный оттенок, в глазах появились злые искорки.

Но Палевский был не из тех, кого пугают эмоции. Не обращая внимания на девушку, он, обращаясь к Аде, торжественно произнёс:

– Она самый сильный и восприимчивый медиум, какого я только встречал на Западе, пусть и не желает этого признавать. Ей достаточно лишь раз взглянуть в глаза мертвеца, чтобы заставить его говорить. И завтра...

– Никакого завтра! Я вам не цирковой уродец! Мы же договорились, что... В общем, нет! Завтра я даже в зал не войду! Провожу Вас до двери, а на кафедру забирайтесь как хотите, хоть с костылями, хоть без! – и от переполнявшей её ярости девушка вдруг разрыдалась, беззвучно всхлипывая. Ада смутилась.

– Сделаю себе кофе, – сказала она, поднимаясь и направляясь к столу с напитками.

Эстелла бросилась за ней:

– Не верьте ему, пожалуйста! Это неправда! Не верьте!

– Я и не думала ему верить! Ты же ещё с утра сказала, что он чокнутый.

– Он мне заплатит только по возвращении в Лондон! Иначе я бы давно ушла!

– Ладно, давай-ка вытри слезы. Смотри, там есть десерты. Принеси профессору пудинга – может, он сбавит обороты?

Ужин закончился в молчании. Палевский, видимо, понял, что перегнул палку, и пытался поймать взгляд Эстеллы, чтобы помириться.

– Проводи меня до комнаты, – сказал он наконец, поднимаясь со стула. – Потом, если хочешь, можешь погулять в парке с профессором Бертран. Обещаю, завтра я ни слова о тебе не скажу и не заставлю участвовать в моем докладе. Можешь сидеть в зале или торчать снаружи, мне все равно, я ни о чём тебя просить не собираюсь.

Эстелла не отвечала. Она молча помогла Палевскому встать, подала ему костыли, сунула под мышку пухлую папку на завязках и лишь потом шепнула Аде:

– Простите, я очень устала. Надеюсь, в парке мы сможем прогуляться и завтра. А сейчас я пойду спать.

Переволновавшись, она даже забыла на столе своё кольцо. Когда Ада это заметила, девушка была уже далеко, и она решила за ней не бежать. Тоненький золотой ободок сворачивался в узел вокруг крошечной жемчужины – маленькой, но, насколько Ада могла судить, старинной. «Завтра верну», – подумала она, по археологической привычке взвесила колечко в руке и сунула во внутренний карман сумочки.

Спать не хотелось: увиденное совершенно выбило её из колеи. Она не знала, кому верить. Неужели Эстелла действительно исполняет в экспериментах Палевского роль медиума? И как долго она этим занимается? Или это извращённое воображение профессора подсказало ему идею, для которой девушка не давала никакого повода?

Аде снова вспомнилась «Волшебная гора»: беззащитная, хрупкая Эстелла так походила на юную датчанку-туберкулёзницу, медиума Элли Бранд, которая, вызывая покойного Иоахима, два с лишним часа словно в родовых схватках извивалась между ног Ганса Касторпа.