Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения - [28]

Наконец уик-энд закончился, и два дня сумасшедшего напряжения остались позади. Йен тепло со мной попрощался, добавив: «Огромное спасибо, Джейн. Прекрасная работа». Улыбнувшись и пожав мне руку, он пошел встречать машину, которая должна была отвезти его в Йоркшир. Некоторое время его клетчатые брюки ярким пятном мелькали в толпе посетителей.

На вторую неделю выставки ажиотаж заметно поутих.

Выставка получила свою порцию откликов в прессе, поэтому стайки репортеров, а с ними, к счастью, и мерзкие пиарщицы больше не увивались вокруг скульптур. Крупнейшие, известнейшие, суперфантастические клиенты побывали у нас в первые дни, вкусив от стартового ажиотажа и помпы, и после выходных не появлялись. Если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, две скульптуры в этот раз останутся непроданными, и одна из них — «Без названия, номер шесть», лучшая из лучших, событие в мире искусства, предмет маниакальной одержимости Дика.

Энергия выставки затухала: между павильонами, заложив руки за спину, прохаживались артдилеры и сотрудники галереи, бросая взгляды направо и налево, поглядывая, сколько красных точек, означающих «продано», украшает список экспонатов каждой галереи.

Мои волнение и восторг тоже выдохлись, но я была не против поскучать для разнообразия. Сидя за металлическим столиком, я разглядывала посетителей, думая, что, кроме считанных артдилеров, пары-тройки сотрудников других галерей да еще Карины Кратц из соседнего павильона, я ни души не знаю в Лондоне. Удручающая анонимность, с другой стороны, давала ощущение удивительной свободы: никто не знал моего имени, понятия не имел о моих тайных страхах и неуверенности. Посторонние могли подумать, что со мной никогда не происходило ничего плохого, могли счесть, что я нахожусь на пути к вершине славы и скоро стану суперзвездой вроде Дика, Карины или даже Йена. Но тут зазвонил телефон, и мое уединение оказалось нарушенным.

— Джейн Лейн! Привет, это Джордж Ореганато, я вчера приехал в Лондон. Наш павильон будет работать всю вторую неделю выставки. Как тут дела? Где твой павильон? Я забегу?

— Три «б», — неохотно ответила я и положила трубку.

Скука намного приятнее Джорджа Ореганато.

Успешный продавец, настоящая находка для нью-йоркской галереи Фельдена и Кэмера, Джордж был единственным человеком на свете, влюбленным в меня без памяти. Он словно не замечал, что большую часть нашего многолетнего знакомства у меня был постоянный бойфренд, хотя встречал Джека на торжественных мероприятиях, а однажды даже на улице. Либо Ореганато не мог сложить два и два, либо ему было все равно: ни присутствие в моей жизни Джека, ни мои постоянные вежливые отказы не охлаждали его пыла. Джордж вновь и вновь настойчиво звал встретиться в неформальной обстановке, особенно в День святого Валентина или под Новый год, и даже приглашал на закрытую вечеринку по случаю начала Осенней художественной выставки.

Но даже не свяжись я с Джеком, у Джорджа Ореганато все равно не было бы шанса.

Обладатель огромных зубов — я этого терпеть не могу, — он на редкость ретиво, по-моему, относился к работе. Всякий раз при встрече он восклицал: «Привет! А вот и я, Джордж Ореганато!» — с интонацией: «Старина, сколько лет, сколько зим, какими судьбами!». Он через слово прибавлял: «Впрочем, как и всегда». В тридцать лет Джордж носил галстук-бабочку и носки в ромбик, а продуманность его костюма и тщательный подбор оттенков и деталей заставляли вспомнить даже не Кена, а скорее душку Барби. Я часто представляла Джорджа в маленькой коробке с прозрачной пластиковой стенкой — носки в ромбик выглядывают из-под брюк, в одной руке картина, другая вытянута вперед для радушного рукопожатия, а спрятанный внутри органчик повторяет: «Привет! А вот и я, Джордж Ореганато!».

— Джейн! Как дела? Ужасно рад тебя видеть. Впрочем, как и всегда, — сказал Джордж, входя в павильон. Нагнувшись, он расцеловал меня в обе щеки.

— Привет, Джордж, давно не виделись.

— Лондон тебе определенно на пользу. Выглядишь потрясающе, впрочем, как и всегда, — подмигнул он и продолжил: — Как здесь дела? Как продажи? Ты где остановилась? Здесь и вправду сам Йен Рис-Фицсиммонс?

— Спасибо. Продажи неплохие. Я остановилась в Вест-Энде. Йен сейчас уехал на неделю, вернется в понедельник — у нас впереди выставка в галерее Слоуна на Дюк-стрит, — привычно ответила я, натренировавшись на посетителях; правда, до сих пор никто не спрашивал, где я остановилась.

— Понял. Отличная идея — арттурне по выставкам, этот парень — настоящий гений. Наши дела идут хорошо. Покупают все больше известные работы, новые берут хуже. Ты заходила в наш павильон? Обязательно побывай. — Битых пять минут Джордж продолжал в том же духе, выделяя каждый вопрос выразительной интонацией и сопровождая слова подмигиваниями, кивками, ухмылками и дружескими толчками в бок.

Я чувствовала, что сейчас последует очередное приглашение, и безуспешно пыталась изобрести предлог, чтобы не отвечать Джорджу «спасибо, с удовольствием».

— А что в Лондоне вечером? Есть что-нибудь особенное, не знаешь? Хочешь, поужинаем вместе?

— Прости, Джордж, но у меня другие планы, — сокрушенно сказала я, словно мне действительно было жаль, сразу мысленно отметив — не следовало говорить «прости»: грустная интонация словно подталкивала кавалера проявить настойчивость. Он так и поступил: