Секс с чужаками - [14]

Том что-то говорит.

— Так зачем ты собираешь чемодан, Джимми? Правда, что ли, твоя пэши намерена ознакомиться с американской классикой?

— Некоторые из книг английские, — говорит Джеймс.

Том смеется и пьет.

— Черт возьми, парень, ты все это воспринимаешь малость серьезней, чем следует, а? Знаешь ведь, что когда-нибудь они уйдут, а тебя бросят. Так и будет.

Том тычет в сторону Джеймса бутылкой.

— Послушай на этот раз старину Томми. Смотри на это дело трезво. Не съезжай уж совсем с рельсов, идет? Помни, кто ты. И помни, что ты.

— Том, — говорит Джеймс. — Томми.

Он делает шаг к своему другу, один-единственный шаг в его сторону и прочь от двери, за которой видны посадочные вышки.

Но Том отворачивается, чтобы открыть фанерную дверцу шкафчика и обнаружить там немного мексиканского арахиса, как раз между бразильской крупой и венесуэльскими коржиками. Почти все теперь привозное.

— Послушай меня, Джимми, — продолжает Том, жуя орехи. — Времена нынче крутые и ты нашел способ их пережить. Это здорово. Я понимаю. Черт, да я даже заступаюсь за тебя, когда люди болтают всякое. Я все понимаю, правда.

И он еще отпивает «Харпа», приканчивая бутылку одним долгим глотком.

— Только, дружище, есть здесь одно большое «но». Все это происходит у меня на глазах вот уж месяцев шесть, и ты вместо того, чтобы извлекать из дурной ситуации по возможности лучшее, начинаешь… начинаешь… — Том силится найти подходящее слово, выуживая в то же время еще бутылку пива из холодильника, — ну, я не знаю, начинаешь заниматься чем-то действительно странным. Как будто тебе в самом деле нравится это здоровое синее ластоногое.

Джеймс терпеть не может, когда так говорят о пэши. Он признает, что их светлая кожа действительно имеет синеватый оттенок и что у них есть перепонки между пальцами на руках и ногах. «Ну, а чего бы ты хотел от расы, принадлежащей к амфибиям?» — как сказал он как-то раз Тому. Он уже раньше говорил своему другу, что его оскорбляют клички, которыми земляшки называют пэши, в особенности земляшки американского происхождения, которым предстоит получить столько благ за их помощь пэши.

А Том раньше уже смеялся над ним за такой образ мыслей и он знает, что клички сердят Джеймса, стало быть Том произносит их специально, чтобы шокировать своего друга, принимавшего когда-то от него точные, высокие передачи, исторгающие радостные вопли у болельщиков и приводившие в конечном итоге к показу матча по телевидению.

Джеймс отворачивается от Тома и подходит к окну, расположенному слева от раздвижной стеклянной двери. Часа через два наступит закат. Тогда Свист и придет, как раз перед тем, как солнце окончательно сядет.

Свист придет и они вдвоем будут смотреть на оранжевое небо, и Свист будет говорить о родине. Солнце, прикоснувшись к воде, словно бы уплощится, а потом быстро утонет. Если им повезет, если очень повезет, тогда они заметят мимолетную зеленую вспышку. А потом солнце исчезнет. И тогда они уйдут и флаер с шофером отвезет их на вышку, где они взойдут на борт, поднимутся на орбиту и отбудут. Свист говорила, что это займет всего лишь около часа. Солнце сядет около восьми тридцати. В десять ноль-ноль Джеймс, наверно, будет уже в пути. Будет улетать навсегда.

Джеймс поворачивается от окна в комнату и качает головой.

— Тебе надо идти, Томми. Свист скоро будет здесь. Ты же знаешь, она тебя не любит.

— Знаю-знаю, — с улыбкой говорит Том. Он подходит к своему лучшему другу Джеймсу и тянется вверх, чтобы похлопать его по плечу. Том слегка кивает, потом скорбно качает головой, потирает широкую, твердую ключицу и говорит:

— Я просто должен был зайти и сказать, понимаешь? Просто должен был это сказать. Ты слишком много для меня значишь. Ты ведь знаешь это? Слишком много для меня значишь.

Том уходит.

Джеймс плачет, затем справляется со слезами и возвращается к сборам: «Оксфордский путеводитель по английской литературе», несколько журналов, и его старая антология Нортона, так что у него будет «Пруфрок» и «Опустошенная земля», и «Алый знак доблести», и немного Фолкнера, и немного Керуака, и немного Барта, и немного Апдайка, и немного времени, чтобы посидеть и еще чуточку поплакать. Горькие слезы. Так одиноко. Так ужасно одиноко.

Пора кончать эти глупости. Он встает и смотрит на чемодан. Чемодан полон под завязку.

Если бы только удалось выпустить воздух из мяча, рассуждает Джеймс, мяч бы тогда сплющился и его можно было бы взять с собой. Джеймс знает, что там, куда они направляются, есть воздух: пэши им дышат. Где угодно можно очертить поле и устроить какое-то подобие сетки. Где угодно можно найти десять футов высоты.

Джеймс вставляет в клапан иглу и воздух десятилетней давности с шипением выходит наружу. Джеймс смотрит на мяч, а тот посвистывает воздухом, которому десять лет. Взгляд его устремлен прямо на подпись Тома, расположенную пониже подписи самого Джеймса и надписи от руки, гласящей: «Команда «Кеннеди-Хокс» — чемпионы штата. 1989.»

Мяч не становится плоским, как надеялся Джеймс. Забавно, но раньше ему ни разу не приходилось спускать воздух из баскетбольного мяча. Странное дело, но вот не приходилось.