Секс - [19]

Даже непонятно, как человек, умевший так тонко и резко насмехаться над всякой буржуазной мишурой, - сам с каждым годом все более и более становился ее жертвой, будучи и по происхождению, и всему нутру - демократом.

Однажды - по случаю годовщины моей работы в «Новом Сатириконе» он пригласил меня пообедать в роскошном петербургском ресторане «Медведь».

Мы обедали вдвоем. Лакеи выказывали ему невероятное внимание - его знали, и, конечно, он был щедр.

Мы пили водку, была разнообразная закуска. Затем подали суп - какой-то очень сложный, невиданный мною.

Мы весело разговаривали и ели этот суп. В нем было тесто, - очень мне понравившееся. Я его за разговором незаметно съел. А нужно было - по традиции - тесто оставить, полить его уксусом и уже в таком виде съесть. Близорукий Аверченко, посмотрев в мою пустую тарелку, обомлел: я съел тесто без уксуса!

- Что вы сделали?! - шутливо, но и огорченно спросил он.

Я смутился и пробормотал:

- Ничего… съел… очень вкусно было…

Он, держа в руках кувшинчик с уксусом и ложку, чуть ли не с выражением ужаса сказал:

- Но, понимаете, ведь не полагается… Это совсем не то… Ведь мне-то все равно… Я о вас мнения не изменю… Но… понимаете…

Под влиянием водки и того обстоятельства, что Аверченко был милым человеком и с ним можно было, несмотря на несравнимую разность положения, говорить свободно, - я сказал:

- Аркадий Тимофеевич, честное слово, наплевать мне на ресторанные и великосветские этикеты и традиции, плевал я на них, в великосветское общество меня все равно не пустят, а ел я так, как мне было приятно…

- Дело не только в этом, - не унимался Аверченко. - Ведь вы писатель. А вдруг вам придется в рассказе описать обед?… Почему вам не знать, как его нужно есть?

Тут я вспылил:

- Верьте мне, никогда не буду описывать обедов - черт с ними! Клянусь, совсем о другом буду писать.

Мы продолжали обедать и беседовать - было весело, вино и водка делали свое дело, но, несомненно, в глазах Аверченко я что-то потерял. Плебейские мои вкусы и навыки были далеки от него, вернее, он хотел быть далеким от них.

И как это сидело в нем - особняком - точно были два человека: один писатель, чуткий, умный, доброжелательный человек, прекрасный редактор, умевший по-настоящему интересоваться чужим творчеством, а другой - пожилой франт в лакированных туфлях, в шутовских пестрых костюмах с иголочки, ресторанный джентельмен, соблюдатель великосветских правил, человек, старающийся для чего-то быть снобом…

Окончание следует.

Публикацию подготовил Дмитрий Неустроев

* ДУМЫ * Андрей Громов Человек хотящий

Секс как культурная доминанта

Мой приятель почти восемь лет проработал в скорой помощи. Все эти годы он вел весьма примечательные записи. Записывал то, что говорили его пациенты, когда думали, что произносят свои последние слова, перед своим последним собеседником - врачом скорой помощи (далеко не всегда, но бывало, что это и вправду оказывались последние слова). Так вот, когда я читал этот уникальный документ, то больше всего меня поразило, что никто не говорил о сексе. Среди многочисленных записей о непоправимых ошибках - не было ни одной про скудный донжуанский список, про «я так и не переспал с ней (с ним)». Секс не упоминался и среди размышлений о том, что жизнь прожита не зря. Даже самый жесткий и циничный жанр предсмертных излияний (по мне, самый драматичный и интересный) - шутки над собой, смертью и жизнью - и те обходились без темы секса.

Впрочем, в тотальном забвении темы секса перед лицом смерти ничего удивительного нет - Эрос и Танатос совсем не братья. А вот сам факт удивления, что сексуальных воспоминаний в карете скорой помощи нет - и вправду удивителен.

Мы можем думать и говорить что угодно, но на уровне подсознания, я бы даже сказал, культурного кода, в нас заложено представление о всеобъемлющей значимости секса. Пускай не для нас лично (у нас, разумеется, все сложнее), но для «других нормальных людей». Отсюда и подсознательная уверенность, что и перед лицом смерти люди будут непременно говорить о сексуальном счастье и сексуальных неудачах.

Личный опыт говорит нам, что секс - важная, но далеко не доминирующая часть нашей жизни. Сексуальные проблемы, бывает, занимают наш ум весьма навязчиво, но куда чаще бывает, что ум занят и другими проблемами. Мы часто испытываем сексуальное влечение, но большую часть времени решительно обходимся без него. Мы часто предпочитаем сексу обыденные занятия и радости - дочитать книгу, доиграть в компьютерную игрушку, досмотреть фильм, допосидеть в ЖЖ. Однако культурный код диктует другое, неотменяемое, место секса в нашей жизни. Собственно, мы живем в мире, где секс является не столько физиологической, сколько культурной доминантой.

Сразу оговорюсь. Наверное, да даже и точно, это не самый плохой мир. Культурные доминаты бывают и сильно похуже, да, и вообще, в мире, который заставляет девушек одеваться сексуально, безусловно, есть своя прелесть, особенно летом. Но все-таки подмена и очевидная ложь тут налицо. Лидия Гинзбург дала очень точное определение пошлости: неправильно выстроенная и примененная иерархия ценностей. Так вот доминирующее положение секса - это и есть совсем неправильно выстроенная и решительно неправильно примененная иерархия. А мир, в основе которого заложена системная пошлость, - это все-таки не здорово.