Секретный террор - [61]

Мы проезжали Нишабур. На несколько минут задержали машину у могилы персидского поэта Омара Хайяма, который в своих четверостишиях так прекрасно воспел вино… Вся могила была обвита виноградными лозами. Мой спутник оказался большим почитателем и знатоком Омара Хайяма и почти всю дорогу декламировал его стихи.

Наконец машина взяла последнюю высоту перед Мешедом. Вдали в долине показался город, над которым возвышались бирюзовые с золотом купола мечети святого имама Ризы.

— Вот одна из главнейших святынь мусульман-шиитов, — начал объяснять мой спутник, указывая на мечеть, — ежегодно из разных концов Персии и Афганистана стекаются на могилу имама Ризы сотни тысяч верующих. Существует институт вербовщиков и проводников паломников, которые ведут целые деревни пешком в Мешед к могиле святого. И знаете, как они рекламируют себя? — рассказывал он, смеясь. — «Правоверные мусульмане! Следуйте в паломничество только за мной. Я пользуюсь покровительством святого имама, дающего жизнь. В прошлом году я вел десяток караванов, и из каждых ста паломников погибли только сорок. Остальных шестьдесят я благополучно привел обратно к их домам. Следуйте только за мной!» Это лучшая рекомендация для проводника — вернуть шестьдесят из ста паломников живыми. Обычно погибают от голода и усталости больше половины.

— А зачем же, будучи голодными и бедными, они отправляются в далекое путешествие? — спросил я.

— Наоборот, паломники выезжают из своих деревень с накопленными годами деньгами и провиантом. Но припасов хватает лишь до Мешеда, а деньги быстро переходят в карманы служителей мечети. И вот верующие, без денег и без пищи, должны пятнадцать-двадцать дней идти пешком до своего местечка. В пути от слабости они мрут как мухи. В то время как муллы при святом ежегодно зарабатывают до миллиона туманов от этих несчастных, — рассказывал со злобой мой перс. — И странный этот святой. Он не пьет, не ест и в карты не играет, и, несмотря на это, миллиона туманов ему не хватает. Мечеть вечно находится в долгах. А почему? Потому что могилу святого обслуживают три тысячи бездельников, получающих огромные оклады, и еще больше верующих.

— А вы слышали, что Риза-шаха называют неверующим-бехаистом? — продолжал он немного спустя. — А знаете почему? Потому что он решил положить предел этому безобразному грабежу. Недавно он был в Мешеде и приказал уволить две тысячи человек, обслуживающих мечеть, чтобы сократить расходы. Вот эти уволенные, лишенные благ, и распространяют слух, что Риза-шах — бехаист.

Мы уже спустились в долину. Машина мчалась по прекрасной шоссейной дороге, проложенной англичанами во времена их пребывания в Средней Азии.

— Если будете осматривать мечеть, то обратите внимание, что два купола построены недавно. Старые купола были разрушены русскими войсками, бывшими до революции хозяевами Хоросана. Два перса, совершившие преступление против русских властей, скрылись в мечети имама Ризы и сели в «бест». Командовавший русскими войсками полковник потребовал у персидских властей их выдачи, но последние не могли исполнить требования полковника, ибо по шариату всякий, находящийся в мечети, считается неприкосновенным. Полковник, взбешенный отказом, приказал артиллерии открыть огонь по мечети и разрушил два купола. Вслед за этим в мечеть ворвались казаки, захватили преступников и заодно разграбили большинство драгоценностей мечети. После революции в России народ стал говорить, что это Бог наказал русских за то, что они осквернили святую мечеть имама Ризы.

Мы подъехали к советскому консульству, расположенному вне городских стен. Я поблагодарил своего словоохотливого компаньона и, пообещав вновь встретиться, свернул машину в консульство.

В Мешеде я застал склоку между консулом и резидентом Брауном в полном разгаре. Распря разгорелась из-за жены секретаря консульства Левенсон, в которую оба были влюблены и которая отдавала предпочтение поочередно то консулу, то резиденту ОГПУ.

Браун был старым партийцем и личным приятелем Трилиссера. В 1924 году он работал для ОГПУ в Лондоне, затем, после разрыва сношений с Англией, был отправлен в Китай и из Китая как знающий английский язык — переведен в Мешед, для перлюстрации английской почты. По профессии он был ювелир, едва умел читать и писать и попал за границу на службу только благодаря личной дружбе с Трилиссером и знанию английского языка. Кржеминский же был вполне образованным человеком и тонко разбирался в персидских делах, несмотря на недавнее пребывание в Персии, зато был необыкновенно ленив и больше всего на свете ценил личное благополучие и женщин.

Генеральный консул Кржеминский угощал меня чаем в своем кабинете. Это среднего роста, сорокапятилетний мужчина, с преждевременно постаревшим лицом, начисто бритый, что еще более выделяло морщины. Его темно-серые глаза и все манеры говорили о его мягкости и культурности. Он говорил приятным, убедительным голосом с легким польским акцентом. В то время как я пил чай, Кржеминский с пустой чашкой в руках взволнованно ходил по комнате.

— Ведь поймите, товарищ Агабеков, ну, черт с ним, что он с каждой почтой пишет про меня всякие гадости в Москву и Ашхабад, но ведь помимо этого он мне просто жить не дает здесь. Этот ваш Браун лично ходит за мной по пятам. Он допрашивает консульских слуг, наконец, он ловит всех моих посетителей и допытывается, о чем я с ними беседовал. Ведь это же компрометирует и меня, и всю мою работу, — чуть не со слезами рассказывал консул. — А когда я прошу его прекратить эти безобразия, он становится в позу и, не стесняясь ничьим присутствием, говорит: «Я — Браун, член партии с тысяча девятьсот третьего года и резидент ОГПУ в Мешеде, так что я имею право и обязан контролировать действия всех советских граждан за границей, в том числе и консула». Ну, что вы поделаете с таким человеком? — обратился ко мне Кржеминский.