Секретный рейс - [14]

Наконец, до сих пор Келсьер играл с ним честно. Жестко, да. Неуступчиво — безусловно. Но условия старик всегда излагал четко и, со своей стороны, твердо их придерживался. Честь даже среди воров ценилась вдесятеро выше, чем среди политиков, но вот у Келсьера, каким бы он ни был и в какие бы сомнительные игры ни играл сейчас, эта честь всегда была.

И все–таки…

— Извините, мистер Келсьер, — осторожно сказал он, одним: глазом поглядывая на Человека, который смеется. — Не думаю, что смогу вам помочь.

Выражение лица Келсьера не изменилось.

— Если это попытка задрать цену еще выше, Икабод…

— Нет, — перебил Дрифт. — Меня это не интересует. Спасибо, что предложили мне эту работу, но это не для меня. Не для нас. Мы с моей командой стараемся держаться как можно дальше от политики, а это… — Он поморщился и покачал головой. По–моему, вы с этим завязаны еще крепче, чем раньше. Могу назвать вам: кое–кого из других капитанов, может быть, они сумеют вам помочь, но не думаю, что для нас это хороший вариант.

А как насчет дырки в голове? — спросил Келсьер обычным деловым тоном. — Это для тебя хороший вариант?

— Не особенно, — признался Дрифт, и в животе у него екнуло, — по, возможно, так я все–таки легче отделаюсь в конечном счете.

Он в упор посмотрел на Человека, который смеется. А что, если схватить келсьеровскую чашку и выплеснуть чай киллеру в глаза, тогда, может, и удастся слинять… ну да, если бы не те двое кибергромил. И если женщина в никабе не выхватит какой–нибудь из конфискованных у него пистолетов.

— Знаешь, — как ни в чем не бывало проговорил Келсьер, — когда я догадался, что ты жив, должен признаться, мне было непонятно, как это ты сумел уйти незамеченным, когда Федерация Африканских Штатов вырезала весь твой бывший экипаж. А с другой стороны, мне еще тогда показалось странным — зачем им это понадобилось? В конце концов, разве не лучше было хоть кого–то взять живым, предъявить обвинения в назидание другим, допросить и все такое?

Дрифт неотрывно смотрел на старика и пытался проглотить застрявший в горле комок.

— Вот разве что, — продолжал Келсьер, — на самом деле они были уже мертвы, когда люди из ФАШ их нашли, а дальше африканцы просто постарались выжать из этой ситуации как можно больше пиара. В лицо они тебя, полагаю, не знали и, должно быть, решили, что ты тоже там, среди трупов. Любопытно мне, кто же это стал бы убивать столько людей, а одного почему–то оставил в живых? — Он приподнял бровь. — Ты очень, очень много сил положил на то, чтобы начать новую жизнь, Икабод. Вот и людей новых в экипаж набрал и, кажется, довольно сильно к ним привязан. Как думаешь, что они скажут, если я обнародую твою историю? Не говоря уже о том, как ФАШ заинтересуется этим делом. Готов спорить, вопрос будет только в том, кто тебя раньше прищучит: собственный экипаж воткнет нож в спину, или какой-нибудь африканский спецназ тебя найдет и того… обезвредит. И далеко не факт, что тебе удастся выкрутиться еще раз.

Дрифт сверкал глазами в бессильной ярости, ощущая парализующий холод в животе, и молчал, не рискуя заговорить.

— Так вот что я предлагаю, — сказал Келсьер скрипучим голосом. — Ты делаешь работу, и делаешь ее в срок. Получаешь за это очень неплохую сумму, и мы больше не вспоминаем об этом и о том, кем ты был когда–то. Откажешься — и я сделаю так, что весь твой уютный мирок рухнет. Провалишь дело или не уложишься в сроки — будет то же самое, и еще, возможно, я пошлю Маркуса поставить в этом деле жирную точку.

Он любезно улыбнулся.

— Итак, спрашиваю снова: что скажешь, Икабод? Еще один контракт, в память о старых добрых временах?

Дрифт вдохнул и снова выдохнул, стараясь отогнать мысли о том, как было бы хорошо сейчас впечатать кулак Келсьеру в физиономию, а потом перестал отгонять и задумался об этом всерьез. Конечно, келсьеровские громилы его убьют, но не лучше ли умереть быстро, от руки профессионального киллера, чем лишиться свободы, ради которой он стольким пожертвовал?

Нет. Нет, пожалуй, не лучше.

— Только один раз, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. — Ты мне слово дал, гадина ты скользкая. Только один раз я сделаю для тебя работу.

Келсьер непринужденно улыбнулся.

— Честное, благородное, нерушимое слово. Как бы ни прошло это дело, удачно или нет, но это последний раз, когда я обращаюсь за твоими услугами.

Дрифт не мог уловить в его голосе ни одной фальшивой нотки, а ведь за последние десять лет работы ему волей–неволей пришлось научиться виртуозно отслеживать знаки, которые выдают человека. Разумеется, опыт Келсьера в теневой политике и cm сделал виртуозом в этой игре, но чутье подсказывало Дрифту, что сейчас старик говорит чистую правду.

— Что за груз?

— Четыре стандартных малых грузовых контейнера, — тут же ответил Келсьер, — и их содержимое засекречено. Смотри, Икабод, не поддайся любопытству. Мои агенты в Амстердаме, прежде чем передать тебе вторую половину гонорара, проверят, нет ли следов повреждения или признаков того, что контейнеры открывали, и если они останутся чем–то недовольны, это недовольство обратится на тебя в полной мере.