Секретный полигон - [13]

– Какая точность, – пробормотал временно оставшийся без дела Баранович. – А я уж подумал, Глеб, что ты дашь ему уйти.

Пришлось пробежаться – не быстро, с ленцой. Мошковец бултыхался в воде, пуская пузыри, что-то хрипел. Глубина у берега, покрытого рыжей глиной, была основательная – ее не успели извести мусором. Из простреленной ноги сочилась кровь, окрашивая мутную воду. Мошковец хватал воздух, глаза вываливались из орбит. Он всячески старался подплыть к обрыву, но пловец из него был неважный. Глеб опустил автомат и задумчиво смотрел на тонущего. Вспомнилось крылатое выражение о «спасении утопающих». Подбежал запыхавшийся Баранович, встал рядом. Ополченцы задумчиво смотрели, как в двух шагах от них тонет человек.

– Помогите, падлы… дайте руку… – хрипел Мошковец.

– Вообще странно, – пожал плечами Баранович, – что некоторые люди тонут.

– Ты прав, – кивнул Глеб. – ОНО не тонет. Нам вообще безразлично, утонет оно или нет.

Второе крылатое выражение тоже оказалось верным. Мошковец не утонул. Каким-то отчаянным усилием подался вперед, выполз из воды, весь облепленный тиной, страшный, со стучащими зубами. Глеб схватил за шкирку, Баранович за ремень, и таким образом потащили добычу обратно во двор. Бросили недалеко от микроавтобуса. Баранович на всякий случай придавил его ногой, чтобы не дергался. И доступно объяснил, при каких обстоятельствах заканчивается толерантное отношение к задержанным. Из задней двери робко выглядывали работники супермаркета во главе с Федором Савельевичем.

– Глеб, а эта публика точно из зоны? – спросил Гриша Косарь. Он сидел на спине поверженного мордоворота и вязал ему руки его же собственным ремнем. Лицо мордоворота было разбито в кровь, он выплевывал остатки зубов. Грише явно отказало чувство меры. – Может, диверсанты?

– Суки они, – проворчал Глеб. – Вяжи крепче, Гриша. Не будем руки марать – доставим живыми, а там уж специальная команда знает, что с ними делать.

Избитые мародеры все слышали! Мордоворот в отчаянии взревел, перевернулся на спину, сбросив Гришу. Задергался, сорвал ремень с запястий. Процесс умиротворения явно затягивался. Он кусался, царапался, пытался схватить Гришу за волосы. Тот ударил в ответ по физиономии кулаком по виску.

– Остужай его, Гриша, остужай, – позевывал Баранович.

– Да как же его остудить? – хрипел Гриша.

– Жару ему задай! – засмеялся Глеб. Сокрушительный удар со смещением челюстных костей – и громила превратился в бесполезную груду мускулов и мяса. Но тут активизировался Сундук. Мансуров утратил бдительность, засмотрелся на ворону, сидящую на заборе, получил по коленке и приземлился мягким местом. А в следующее мгновение пыхтящий Сундук уже выкручивал у него из рук автомат, непонятно на что надеясь. Пришлось пожертвовать единственным лбом. Сундук отлетел с разбитой переносицей, грохнулся на спину всей своей тушей. Взлетел приклад – и точно поразил промежность. Словно лопнула яичная скорлупа. В этот миг всем присутствующим стало не по себе. Прямая экстраполяция на собственный орган… Сундук взревел, как бегемот, кастрируемый саблей! Изогнулся, затрясся, начал извиваться, как упитанный червяк.

– Ну, ты и ущемил ему достоинство… – пробормотал впечатленный Баранович.

На этом процесс принуждения к миру не закончился. Трескучая автоматная очередь порвала воздух, и Гриша Косарь с истошным воплем покатился по щербатому асфальту. Все забыли про волосатика. А его травмы, полученные в начале «сражения», вполне совмещались с жизнью! Он дотянулся до автомата, поднялся на колени. Он орал, как недорезанный поросенок, брызгал кровью, соплями, посылая пулю за пулей, толком не видя мишеней. Глеб первым вскинул автомат, ударил кучно, на поражение. Волосатика отбросило на несколько метров с расколотым черепом, из которого густо хлынула кровь и непутевые мозги…

– Косарь, ты что? – Глеб, холодея, бросился к товарищу. И встал, расслабился, облегченно выдохнув. Григорий забористо ругался, тряс головой, как накупавшаяся собака. С мочки уха стекала кровь, нижняя губа подрагивала. Пуля прошла в опасной близости от головы, зацепив сравнительно важный орган.

– Ты, Гриша, прямо как темная материя, – посочувствовал Баранович. – Поздравляю с рождением, как говорится.

– Ты в порядке? – спросил Глеб.

– Рано мне, – пробормотал Григорий, с опаской ощупывая ухо. – Я выйду на следующей остановке, если не возражаете. Чего уставились? – разозлился он. – В порядке я, слепые, что ли, нервы, как канаты…

– Понимаем, Гриша, – кивнул Глеб. – Рано умирать, ты еще не сформировался как личность. И все же будь осторожнее, мало ли что…

Погуляли на славу. Все целы, не считая Гришиного уха. Избитых мародеров собрали в кучу, покойника бросили туда же. Глеб отзвонился в штаб, попросил прислать машину «Скорой помощи» с зарешеченными окнами и какой-нибудь «мусоровоз» для транспортировки мертвой органики. Банду ликвидировали, и настроение поднялось. Война идет в «богоспасаемой» Украине, и какая только муть не всплывает на поверхность под видом преданных сторонников самопровозглашенных республик. Погуляли действительно достойно – весь двор был залит кровью. Ополченцы уже успокоились и начинали позевывать. Гриша залепил оторванную мочку уха пластырем и неплохо себя чувствовал. Он посматривал на часы – суточное дежурство подходило к концу, пора на базу. На крыльцо с неуверенной улыбкой выбирался директор супермаркета. Его подталкивала в спину сотрудница в рабочем халате.