Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945 - [52]

Одних этих деяний было бы вполне достаточно для краха нового государства. Но и без того плохая ситуация ухудшилась в результате усердия усташских лидеров. За короткий промежуток времени они ввергли страну в кровавый хаос. Павелич назначил Ойгена Кватерника, сына генерала и своего ближайшего сподвижника, статс-секретарем по вопросам безопасности. В результате этого вся исполнительная власть оказалась в его руках. Первый же его акт утвердил организацию новой полиции, набираемой из числа уголовных элементов и возглавляющейся эмигрантами. Следующим его шагом являлись разоружение и роспуск крестьянских формирований, которые рассматривались новым правительством как возможный противовес собственной политике.

Таким образом, люди, являвшиеся членами этой поистине национальной организации и внесшие решительный вклад в дело создания государства, пока Кватерник и его друзья отсиживались в Италии, были выброшены из своих казарм. Под дулами пулеметов им было приказано сдать оружие и снаряжение. Так были преданы бывшие союзники, у которых ничего не осталось, кроме горечи. Большое число их перешло в оппозицию, они же, вне всякого сомнения, явились основным источником героического партизанского движения, которое начало формироваться и затем вступило в борьбу.

Ненависть усташских лидеров была направлена прежде всего против евреев и сербов, оказавшихся даже лишенными официально всех прав. Самым жестоким преследователем евреев являлся статс-секретарь Кватерник, хотя его мать и была дочерью одного из бывших хорватских лидеров Франка, самого настоящего еврея. Женой «поглавника» (главы государства) Павелича была урожденная Ловренцевич. Она тоже была из евреев, но ничем не могла помочь своим соплеменникам. Значительно большим преследованиям, однако, подвергались сербы, убийство которых осуществлялось в массовом порядке. Летом 1941 года зверства достигли небывалых масштабов. Целые деревни и даже районы предавались мечу, а население изгонялось на сербскую территорию. По традициям средневековья, хорваты и Римско-католическая церковь пользовались одинаковыми правами с сербами и ортодоксальной церковью. Теперь же «хорватизация» страны приняла форму насильственного обращения православных в католическую веру.

Генерал фон Глайзе-Хорстенау, бывший офицер императорской австрийской армии и член австрийского правительства до присоединения Австрии к Германии, был назначен немецким полномочным представителем в Загреб. Он хорошо знал страну и ее проблемы, поэтому в апреле 1941 года представил Гитлеру свои соображения. Генерал, в частности, предлагал, чтобы все территориальные претензии Италии выполнялись только южнее границы Югославии, чтобы сменить усташскую диктатуру в Загребе коалиционным хорватским правительством, а в Сербии создать правительство, располагающее авторитетом в стране, под контролем немецкого военного командования.

Эти предложения, однако, противоречили планам Чиано и интересам Италии. Во время сербской кампании он навестил Риббентропа в Вене и вновь применил свой излюбленный метод «шантажа слабости». Неудачи итальянских войск в Греции, заявил он, значительно подорвали престиж итальянской армии и фашистской партии. В интересах Германии оказать помощь своему союзнику для дальнейшего успеха общего дела. Фашистский престиж может быть восстановлен лишь за счет предоставления Италии значительных уступок со стороны Германии. Такой маневр принес ему успех, как и в ряде других случаев. Сам Гитлер был готов удовлетворить претензии Италии к Хорватии. В связи с этим Риббентроп не был намерен принять предложения Хорстенау. Личные его соображения, как и обычно, сыграли решающую роль, тем более что еще со времени «аншлюса» Австрии между ним и Хорстенау имелись острые противоречия. Он стремился отодвинуть генерала на задний план с предоставлением такого поста, который не позволил бы тому вмешиваться в политические дела. Военная администрация в Хорватии без дипломатического представительства была для Риббентропа неприемлемой, так как страна осталась бы вне его контроля. И он поспешил назначить своего человека. На эту роль он подобрал Зигфрида Каше, бывшего лидера коричнерубашечников из Северной Германии, который вряд ли ранее даже слышал что-либо о стране, в которой был аккредитован, что имело тяжелые последствия.

В это самое время в Сербии была установлена чисто военная администрация. Хотя и был создан сербский совет комиссаров, он не имел ни полномочий, ни власти. Поэтому правительством он называться не мог, имея, тем не менее, весьма сложные задачи. Поток беженцев из Хорватии не прекращался, а экономический хаос вызвал почти неразрешимые проблемы.

Будучи специалистом немецкой секретной службы, я полагал, что следовало бы должным образом сформировать правительство, которое сотрудничало бы с немецким военным командованием. Министерству иностранных дел было бы целесообразно направить в Белград своего представителя, не придавая ему статуса посла. Это обеспечило бы сербскому правительству определенный престиж как за рубежом, так и в самой стране. Риббентропу должно было бы хватить мудрости, чтобы принять такое предложение, ибо в таком случае он имел бы в Белграде большее влияние. Но как обычно, моральные аспекты перевесили даже его тщеславие. В течение долгих недель он не представлял Гитлеру эти предложения, считая, что фюрер настолько возмущен сербами, что уговорить его пойти им на какие-либо уступки совершенно невозможно.