Секретный архив Шерлока Холмса - [52]

«Джон Леверсон 189* ** ***** 19:30»

– Так это имя того, кого я отвёз в Лутон! – воскликнул я, возвращая стрелу.

– Именно, Уотсон, именно. Когда вы мне привезли документы, то я понял, что именно этот человек и будет следующим, – видя моё недоумение, кивнул и продолжил. – Почти сразу, когда всё началось, Уотсон, стало ясно, что всё происходит не просто так, но для каких-либо выводов требовалось больше информации, и когда её стало, по моему мнению, достаточно, я и запросил данные на всех тех, кто каким-либо образом был засвечен в этом деле. И выяснилось следующее: почти всех людей объединял приют, расположенный в Блудиконер. Так вот, Матенгю Хоум, Роберт Гарднер, Аннет Баркли и Джон Леверсон, все они входили в попечительский совет этого приюта, Томас Мак Дуэл (младший) был его воспитанником, сиротой, богатым сиротой. Он умер от отравления, хотя это только предположение, основанное на слухах, не более. Так вот, после его смерти не прошло и месяца, как приют сгорел вместе со всеми воспитанниками. Но, видимо, кто-то всё же выжил. Такие дела, Уотсон, – Холмс замолчал.

– Вы считаете, что это поджог? А как же полковник Соул? Неужели и он замешан в этом?

– Очень похоже на поджог, так как после этого они прекратили общаться и почти все сменили свои адреса. А вот почему был убит полковник Соул, мне непонятно. Безупречный во всех отношениях человек, – Холмс прикурил вновь набитую трубку и, откинувшись на спинку кресла, начал пускать одно за другим кольца дыма.

– Так кто же этот Шутник?

– Пока есть только предположение, Уотсон. Но, несомненно, это очень талантливый человек, употребивший, к сожалению, свой талант в преступных целях. Но зато, – Холмс вновь повеселел, – мы взяли всю его шайку. Он не смог предположить, что мы вычислим Джона Леверсона так скоро, и проиграл. Инспектор Мартин неплохой и понимающий сыщик, хотя и совершает иногда непростительные промахи. Он организовал засаду по тому адресу, где вы были, и взял восемь человек. Ещё двоих, следивших за мной, мы с инспектором задержали. В итоге десять, и каких, – Холмс поднял указательный палец. – Шестеро беглых каторжников, да и оставшиеся тоже успели засветиться. Не думаю, что наш Шутник скоро оправится от такого.

Была глубокая ночь. Тяжелы были последние дни, и мы как сидели, так и заснули у камина. Наутро миссис Хадсон принесла вместе с завтраком ещё одно письмо, написанное почерком Томаса Мак Дуэла (младшего):

«Осталась последняя игра».

– Что ж, – сказал Холмс устало, – будем ждать.

Но ждать пришлось не долго. На другой день к вечеру пришло то последнее письмо. Весь день прошёл в ожидании его, и к вечеру мы были уже на взводе, так как не знали, что ещё может придумать Шутник. Меня неожиданно вызвали ещё до получения этого послания, и я с сожалением ушёл, оставив Холмса, внешне спокойного, но, как я знал, напряжённо ожидающего развязки. Дело, по которому меня вызвали, оказалось нетрудным, поэтому часа через три я уже поднимался по лестнице на Бейкер-стрит. Когда я вошёл в комнату, то застал Холмса, лихорадочно что-то искавшего.

– Уотсон, вы вовремя! – выкрикнул мой друг, увидев меня. – Идите быстрее, мне без вас, видимо, не обойтись.

Я поспешил к нему.

– Вот что пришло, пока вас не было, – и он протянул мне очередное письмо-загадку, отпечатанную на машинке:

«В один важный для меня период моей жизни, когда я ушел, точнее, предупредил о своем уходе, из заведения, которое не буду называть (ибо уйти я решил потому, что тамошние хозяева занимались поборами с официантов, а ни одно заведение, унизившееся до столь противоречащих английскому духу и более чем глупых и подлых действий, не будет рекламироваться мною), – повторяю, во время одного знаменательного кризиса, когда я расстался с заведением, слишком ничтожным, чтобы его стоило называть, и еще не поступил в то, где с той поры и до сегодняшнего дня имею честь служить в качестве метрдотеля

III/523/1

На другое утро я проснулся с легкой головной болью и обнаружил, что рискую остаться без завтрака, – молодые кутилы, многие из которых еще не успели отрезветь, завладели кухней и принялись собственноручно стряпать завтрак, но, поскольку каждый хотел изготовить именно свое собственное блюдо и, не стесняясь, уничтожал плоды стараний своих соседей, я не сомневался, что яиц будет разбито много, а яичниц изжарено мало. Однако, отыскав на полке кувшин молока и ломоть хлеба, я утолил свой голод и решил незаметно отправиться погулять, прежде чем вчерашние развлечения возобновятся. Было воскресенье, и я мог, забыв о делах, насладиться прогулкой по свежему воздуху и одиночеством.

X/5/2

Он все сильнее влюблялся в собственную красоту и все с большим интересом наблюдал разложение своей души. С напряженным вниманием, а порой и с каким-то противоестественным удовольствием разглядывал он уродливые складки, бороздившие морщинистый лоб и ложившиеся вокруг отяжелевшего чувственного рта, и порой задавал себе вопрос, что страшнее и омерзительнее – печать порока или печать возраста? Он приближал свои белые руки к огрубевшим и дряблым рукам на портрете – и, сравнивая их, улыбался. Он издевался над этим обезображенным, изношенным телом.