Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - [46]

— Месье, вы когда-нибудь слышали синодальный хор Цибульского в двойном составе? Так знайте, что хор Цибульского в самых сильных местах берет слабее, чем сейчас вокруг нас воют волки. Думаю, что они собрались сюда со всего света, потому что на одном месте так много их не бывает.

Соколов сказал:

— Господин Факторович, но вас они не съели, и меня это радует. Я еще не теряю надежды отправить вас на фронт. Когда кайзер Вильгельм узнает, что вы с ружьем, он тут же со страху наделает в брюки и капитулирует.

— Вы можете смеяться с меня, но я не хочу оставаться здесь, как человек не хочет смерти! Тем более что в сарае стоят две хорошие лошадки.

— А еще саночки и кожаная упряжь с бубенцами, — добавил Бочкарев.

— Ну, бубенцы так бубенцы, веселей покатим, а остальное заберем в качестве трофея. Семен, сколько убийце денег за лошадь и сани оставить?

Факторович удивился:

— Зачем оставлять? Теперь ему нужны наши деньги, как жениху триппер!

— Но мы не жулики, — сказал Соколов. — Нам чужого бесплатно не надо. — И швырнул на стол несколько золотых монет.

— Что будем с покусителем делать? — спросил Бочкарев. Он наклонился, полез под лавку и вытащил желтую стреляную гильзу. Выйдя на порог, зашвырнул гильзу далеко в снег.

— С собой заберем и сдадим в полицию, — сказал Факторович.

Соколов возразил:

— Да, в полиции будет большой праздник, когда мы сами туда припремся. Надо дружка Каляева тут оставить.

Евсей подал плаксивый голос:

— Люди добрые, оставьте меня тут. Вам самим будет лучше. Снега глубокие, лошадь утомится. К тому же саночки незначительные, вчетвером не поместимся… не дойдут лошади, падут. И вы погибнете, и я. Зачем я вам нужен? Ну, ослепление было, простите меня, неразумного, я еще исправлюсь.

— Горбатого могила исправит, — мудро заметил Бочкарев и многозначительно посмотрел на Соколова. — Пусть отдыхает на лавке, только надо свежего воздуха пустить… — И он распахнул двери в сенях и на улицу, подложив под них поленца.

В избу ворвался морозный воздух.

— А если в гости волки придут, мы не виноваты, — обрадовался Факторович.

* * *

Соколов напоследок вошел в избу. Факторович деловито снял со стены ковер и потащил из дома:

— Ковер в санях пригодится, уверяю вам, на дворе уже не сентябрь.

Евсей заверещал:

— Я замерзну, в двери дует!

Бочкарев укоризненно произнес:

— Тебе ли, каторжник, жаловаться? Ты нас всех хотел убить, а мы тебе за это ничего не сделали. Почти ничего…

Соколов приказал:

— Факторович, накрой убийцу ковром, тем, который висел в гостиной.

— Таки я уже унес его в сани.

— Принеси обратно.

— Нет, я похож на идиота — понесу ковер обратно? — возмутился Факторович. — Этому злодею ковер не поможет. — Он снял с гвоздя полушубок и набросил его на Евсея. — Лежи, грейся.

Рытов, увидав, что несостоявшиеся жертвы уходят, заголосил:

— Господа солдатики, закройте двери, сто рублей отдам, под половой доской припрятаны…

Соколов укоризненно покачал головой.

— Ай-ай-ай! Деньги преступника нам не нужны, а что касается волков, они на запах крови сбегутся быстро. Впрочем, Евсей Рытов, ты сам вроде матерого волка! За дурные дела обязательно приходится расплачиваться, и не только на том, но и на этом свете. — Повернулся к Бочкареву: — Иди запрягай.

Тем временем Факторович забрался на кухню и торопливо набивал мешок консервами, сушеными грибами и крупами, которые он обнаружил в закромах Рытова.

Соколов сказал:

— Факторович, на фронте нам крупа не понадобится. Оставь все на месте.

— Никогда! — В голосе Факторовича звучала непреклонная воля.

Генеральное направление

В остром морозном воздухе гасли высокие звезды. За лесом вставало громадное солнце.

Соколов взял ременные вожжи, уселся поудобней в передке саней, дернул:

— Родимые, спасай, вывози!

Мелкие, но крепкие, откормленные лошадки ноздрями весело пускали в стылый воздух пар, солнце в оранжевом ореоле все ярче проглядывало между деревьев и ярко искрилось на снегу. Где-то вдалеке шел поезд, и по окрестностям прокатился гудок паровоза.

Соколов размышлял: «Нас наверняка уже ищут на железной дороге. В Смоленске нам, конечно, появляться никак нельзя. Если нас арестуют, то придется себя раскрыть, требовать встречи с представителем ведомства Батюшева. При нашей бюрократической неразберихе я могу просидеть под арестом недели две и тогда упущу не только время, но и руководителей германской разведки Шульца и фон Лауница. Как быть? Эх, жаль, что нету географической карты. Мы выкатимся… Господи, — Соколов рукавицей потер лоб, — мы сейчас держим путь на юг. Так, где ближайшая железнодорожная магистраль? — Соколов стал будить в памяти географические познания. — Во всяком случае, надо держаться южного направления, выбраться, скажем, в Починок. Отсюда, думаю, это верст около шестидесяти. А там пересядем на поезд — до Каменец-Подольского рукой подать. Не думаю, чтобы в военное время слух о наших приключениях докатился так далеко. Так дня за два пути я попаду на Юго-Западный фронт, в армию генерала Тутора. Прекрасно!»

Бочкарев, словно уловив мысли графа, сказал:

— Ведь о нас по телеграфу и телефону, поди, сообщили повсюду. Дескать, разыскиваются и прочее.