Секретные миссии - [71]
В оживленном предобеденном настроении мы собрались в гостиной. Я заметил, что капитан 3 ранга Дзё, один из помощников Ямагути, сидит у столика, на котором лежал серебряный портсигар с выгравированным на нем гербом императорской фамилии: четырнадцать лепестков хризантемы вокруг кружка, символизирующего восходящее солнце. (Сам император имел герб с шестнадцатью лепестками, а другие члены императорской семьи ограничивались четырнадцатью.) Я видел, как его взгляд скользнул по красивому серебряному портсигару и остановился на лепестках. Внезапное напряжение охватило его, он выпрямился в кресле; на его лице не осталось и тени добродушной снисходительности, теперь оно выражало торжественное внимание, почти преданность. Казалось, он не верил своим глазам. Затем, подняв указательный палец, он начал считать лепестки: один, два, три… двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Герб императорской фамилии! Когда он дошел до четырнадцатого лепестка, на лице его появилось выражение особой торжественности, руки его упали на колени и, сидя в кресле, он глубоко поклонился портсигару.
Обед прошел отлично. Итоги осмотра, проведенного «монтерами», нас вполне удовлетворили; «монтеры» определили, что там нет никаких условий для установки коротковолновой или другого типа радиостанции и что в таком маленьком сейфе нельзя поместить даже несложную шифровальную машину. Следовательно, вся эта работа осуществлялась в японском посольстве на Массачусетс-авеню. Если бы Ямагути мог заподозрить, что творится у него дома! Но он, всегда сдержанный и проницательный, чувствовал себя совершенно спокойно и щедро расточал похвалы нашему гостеприимству и угощению, которое в тот вечер было особенно обильным. Я вспомнил об этой истории в надежде на то, что, зная о потерях в подобной игре, наши люди будут больше заботиться о сохранении секретов на случай такого лжеосмотра. Чтобы какой-нибудь чрезмерно бережливый читатель не посетовал на растрату государственных средств на обеды и маскировку, я могу добавить, что эти мероприятия проводились по моей инициативе и за мой собственный счет. Я не просил возмещения затраченных средств, и правительство Соединенных Штатов не предложило мне получить их, когда был представлен окончательный доклад о проведенной операции.
И если случай с неожиданным выходом из строя электрического освещения явился, без сомнения, необычным событием, то такие обеды часто устраивались за кулисами Вашингтона. Тем не менее я сильно удивился, когда вскоре после организованного мною полезного для нас вечера получил приглашение на небольшой неофициальный обед в доме Такэми Миура, первого секретаря японского посольства. Мы и раньше часто получали приглашения в дома японцев, но они присылались по меньшей мере недели за две до вечера или обеда, и если в них не делалось специальной оговорки, то можно было предполагать, что представители других стран тоже приглашены. Тогда же приглашение пришло всего за день до вечера. И в нем говорилось, что единственными неяпонцами на вечере будем мы (моя жена Клер и я). Эти признаки достаточно убедительно показывали, что вечер задуман не для демонстрации кулинарного искусства, а преследует определенную цель. Наше предположение подтвердилось.
Когда мы прибыли в дом, расположенный в верхнем конце Коннектикут-авеню и Тилден-стрит, гости уже собрались. Первым приветствовал нас сам Миура, затем протянул руку военный атташе полковник Мацумото. Затем начали подходить офицеры армии и флота. Весь цвет японского посольства был здесь. Из важных персон отсутствовал лишь капитан 1 ранга Ямагути. Заметив это, я улыбнулся совпадению. Мы являлись единственными американцами.
Обед протекал, как обычно, с традиционными разговорами в атмосфере, наполненной ароматом аппетитных блюд. Затем нас провели в соседнюю комнату, где был сервирован кофе с клубникой Эти приготовления заставили меня тихонько заметить жене: «Японцы явно что-то затевают». Взгляд Клер выразил ее опасение, не последует ли за клубникой что-нибудь более важное.
И действительно, не успели исчезнуть со стола чашки, а гости зажечь сигары, как наступила тишина. Молчание было прервано легким покашливанием Такэми Миура, который, по всей вероятности, готовился начать разговор. Сначала он проронил:
— Так вот! — И затем решительно продолжал: — Захариас-сан, мы хотели бы обсудить сегодня японо-американские отношения.
Я вспомнил приезд Ёкояма в Ньюпорт и подумал, что на этом обеде мне, вероятно, придется столкнуться с такой же путаной аргументацией, как и тогда.
— Я очень рад этому, господин Миура, — уронил я небрежно, — что вы имеете в виду?
В начале нашей беседы почти слово в слово повторялся мой разговор с Итиро Ёкояма, а потом мы перешли к истории и русско-японской войне, которая по-иному освещает наши отношения.
— Давайте обратимся к 1904 году, — сказал я, — я уверен, вам известно, что в это время США испытывали к Японии самые дружеские чувства.
— Да, — подтвердил Миура, — это верно.
— Интересно, знаете ли вы, что эти чувства однажды спасли Японию от очень серьезного затруднения, более того, от значительных материальных потерь.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.