Секретные материалы: Хочу верить - [32]

— Как все это, да.

Улыбка его была доброй, от чего ей еще жутче стало.

— И все же, доктор Скалли, разве я не создание Божие, как и вы?

Она встала.

— Не думаю, что Бог когда-нибудь признает вас — после того, что вы сотворили с этими мальчиками.

На полпути к двери ее остановил его голос, в котором прозвучало что-то от проповедника с кафедры:

— Знаете ли вы, почему мы здесь живем? Мы, называющие своим домом этот мерзкий ящик с монстрами?

Она обернулась. Он продолжал:

— Потому что мы ненавидим друг друга так же, как ненавидим сами себя. За наши мерзкие пристрастия.

Ее приподнятая губа скорее напомнила собачий оскал, чем улыбку человека:

— От этого они не становятся ни на каплю менее мерзкими.

Он развел руками, почти как в жесте благословения.

— Но откуда же идут эти пристрастия? Эти наши неуправляемые импульсы?

— Не от Бога, — сказала она.

— Не от меня, — ответил отец Джо. — Я себя кастрировал в двадцать шесть лет.

Это ее потрясло. И правда ад. Но это ад отца Джо, и ей оттуда надо было уйти. Она пошла к двери.

— И о видениях этих я тоже не просил, — сказал он ей вслед.

Она остановилась, держась уже за ручку двери. Оглянулась.

— «Притчи», 25:2, — сказал он.

— Что? — спросила она, сдвинув брови.

— «Слава Божия — облекать тайною дело, а слава царей — исследовать дело».

— Не смейте мне Писание цитировать!

Он спросил спокойно:

— Зачем вы приезжали?

Она ничего не сказала. Ее трясло, рука лежала на ручке двери… но не повернула ее.

— Чего вы боитесь, дитя мое? — спросил он.

Она, все так же хмурясь, ответила:

— Вы сказали: «Не опускайте рук» — почему? О чем это было?

Он пожал плечами, покачал головой, и перепутанные змеи его волос будто ожили, всколыхнулись.

Почти выведенная из себя, она шагнула к нему и спросила требовательно:

— Зачем вы это сказали?

Он смотрел на нее, не мигая. Голос его упал почти до шепота:

— Я не знаю.

— Не верю!

— Я не лгу вам. Я говорю правду.

— Это были ваши слова — что они значили?

Он снова пожал плечами:

— Я не знаю, почему я их сказал.

— Вы смотрели прямо мне в лицо!

Она нависла над ним, ярясь, сжимая кулаки в желании заколотить ими по нему, как ребенок лупит кулачками родителя, когда не может понять его строгости.

И будто ее гнев поджег костер его собственных эмоций, сдержанный бывший священник вдруг расстроился, глаза наполнились слезами.

— Все… все, чего я в жизни хотел — послужить Ему… хотел только одного — послужить Господу моему…

Он наклонил голову, закрыл глаза, что-то зашептал про себя — очевидно, молясь.

— Давайте-давайте, бейте на жалость, — сказала Скалли, — только от меня ее не ждите.

Она уже почти вышла, когда он вдруг начал быстро и глубоко дышать. Трясясь и дергаясь, он смотрел на нее жалкими глазами, и она поняла, что он опять играет — и сильно переигрывает, пытаясь добиться от нее жалости, которой не будет.

Она даже сказала уже:

— Когда надоест, можете перестать… — но тут доктор Дана Скалли узнала симптомы. Полноценный эпилептический припадок.

Вернувшись к дивану, она положила руки на плечи отца Джо.

— Посмотрите на меня! — велела она, но голова у него повисла, как у тряпичной куклы, глаза закатились и он пытался проглотить язык.

Скалли вытащила сотовый, набрала 911 и занялась своим новым пациентом.

ТРЕЙЛЕРНЫЙ ПОСЕЛОК СЕЛЬСКАЯ МЕСТНОСТЬ В ВИРДЖИНИИ 11 ЯНВАРЯ

Скорчившись в отчаянии в своем деревянном ящике, Черил Каннингэм вдруг услышала звук отпираемого замка. Впервые за много часов она подняла глаза с надеждой, услышав, как худой доктор ласково что-то говорит ей по-русски.

Распахнулась дверь клетки, внутрь просунулась рука и поставила перед ней тарелку теплого жаркого — большую тарелку, которая не пролезла бы в отверстие для кормления, через которое ее добрый тюремщик до того осыпал ее «Поцелуями Херши».

Потом он закрыл дверцу ящика, но не успел ее запереть, как его отвлекли другие голоса, говорящие по-русски, только куда громче. За пластиковой завесой двигались темные тени и слышались резкие слова. Несколько секунд продолжался громкий спор, потом появились двое медиков, мужчина и женщина, которых Черил видела раньше. Они громко, энергично жестикулируя, разговаривали на иностранном языке и полностью отвлекли на себя внимание тощего.

Но когда они проходили через пластиковый занавес, Черил увидела такое, что ее потрясло даже после всего, что она видела и пережила за эти страшные часы: с женщиной на каталке творилось что-то нехорошее.

Лица ее Черил не видела, только тело от груди и ниже, но и этого было достаточно. Бедняжка билась, дергалась, металась в судорогах.

Конечно, Черил никак не могла знать в этот миг, что некий лишенный сана священник испытывает в этот миг точно такой же припадок. Как и не могла понимать значения медицинского идентификационного браслета на руке больной женщины, и не могла знать, что перед ней — пропавшая сотрудница ФБР, многими сочтенная уже мертвой.

Вот что Черил точно понимала — это что ей наконец представился шанс. Потому что тощий и его двое ассистентов в белых халатах и шапках поспешили к своей пациентке, а дверца ящика, где сидела Черил, осталась незапертой.

Собаки вокруг отчаянно гавкали, подстегиваемые суматохой, и Черил улучила момент, отворила дверцу, выползла, вскочила, поискала какой-нибудь путь к бегству — дверь, окно, что угодно… но увидела только собачий лаз, куда тощий и его медсестра выпускали этих питбулей на вечернюю прогулку.