Секретные боевые искусства мира - [3]

Оу засмеялся, дав мне знак умолкнуть, и только тогда я понял, что он действительно пошутил.

Оу указал на юношу в задней части комнаты; тот не колеблясь вышел вперед. «У моего сына не было еще опыта, а он ему очень нужен», — сказал Оу просто.

Я поднялся, чтобы посмотреть. Оу начал движения своим правым указательным пальцем, легко поставив своему сыну точку чуть ниже пупа. Потом он снова повернулся ко мне.

«Вот и все, просто прикосновение. Ци передалась очень гладко. Так как вы уезжаете через неделю, я рассчитал эффект на три дня. В полдень ровно через три дня Алиня начнет тошнить и он сляжет. Так что я поручаю Алиня до этого времени вам. Через три дня встретимся в Тайбэе в „Южион-отель“. А пока — до свидания».

Так закончился наш разговор. Алинь со своей неизменной улыбкой возвратился со мной в Тайбэй. Я спросил, почувствовал ли он что-либо, когда отец сделал «прикосновение»? Алинь ответил отрицательно. Три следующих дня мы были неразлучны, и он очень понравился мне. Алинь помогал мне собираться на корабль — упаковывал багаж.

Утром третьего дня Оу, одетый на манер западного бизнесмена, пришел в мой отель. После обычных формальностей за чашкой чая он спросил, следил ли я за Алинем. Я ответил, что он все это время был со мной.

Мы втроем прогулялись по беспорядочной грязной прибрежной части города и вернулись в отель как раз в двенадцать. Мы зашли в мою комнату; Оу и я сели в кресла, Алинь лег на диван. Мы оживленно беседовали, но я думал об одном — о времени. Я попытался незаметно посмотреть на часы (12–05). Оу заметил мое движение.

«Не беспокойтесь», — сказал он, — «это произойдет, а я лучше подготовлюсь». С этими словами Оу открыл небольшую сумку, которую принес с собой, и достал оттуда несколько бутылок с жидкостями разных цветов и оттенков. Он взял их с собой в ванную комнату и пробыл там минут пять. Вернувшись, Оу сел в кресло подальше от кровати.

Через три или четыре минуты Алинь заговорил, чтобы нарушить тишину: «Пока что, папа, абсолютно ниче…» Голос оборвался и настала тишина.

Оу встал, сказал «это произошло»; подошел к кровати и потрогал пульс потерявшего сознание сына. В следующий момент он уже был в ванной и готовил микстуру.

Я подошел к кровати: пульс Алиня почти не прощупывался. Это обстоятельство вместе с открытыми пустыми глазами испугало меня. Вернувшись в кресло я почувствовал себя совершенно беспомощным. Оу не обращал на меня внимания. Алинь после принятия микстуры постепенно приходил в себя, бледность почти исчезла. После массажа, холодного и горячего компрессов Алинь снова стал выглядеть как обычно.

Только тогда Оу повернулся ко мне. Он не пытался скрыть крайней усталости, хотя голос его был таким же мягким как и раньше. Я понял, что он рисковал жизнью сына, и теперь хочет послать меня к черту.

«Вы видели?» — просто сказал Оу.

«С мальчиком будет все в порядке?» — спросил я обеспокоенно.

Усталым голосом он ответил: «Да, бояться нечего. С ним все в порядке. Равновесие было пугающе неустойчивым, но это уже моя проблема. Теперь все хорошо. Через три месяца вообще все пройдет и не будет никаких последствий».

А потом: «Но теперь-то вы удовлетворены?»

Сказав ему, что да, и поблагодарив, я смущенно вышел, чувствуя себя в душе подлецом по отношению к юноше, к которому успел искренне привязаться.

Хотя, наконец-то я добился желаемого. Я увидел «прикосновение отсроченной смерти», которое почти привело к нужному концу. Могу поклясться на Библии, что оно существует, и нужно отдать должное мастеру Оу Синьяну постигшему столь страшно-великое искусство!!! И все же радость от полученного знания не была полной. В последний день, когда отходил мой кораблю, я увидел с палубы улыбающегося Алиня рядом со своим отцом. Они махали мне пока корабль не отошел от пристани. Думаю, что оба поняли мои чувства, и пришли чтобы их развеять. Им это удалось…

Глава 2 Ливерпульский хэдтер

Ливерпуль — это порт. А порты — города особые. Не настолько, как это изображают большинство мисателей, но все же.

Я занимался дзюдо в грязном маленьком зале на грязной маленькой улочке. После занятий пошел в небольшое питейное заведение с несколькими ребятами. Мы говорили о дзюдо бесконечно долго (как писал У. Х. Хадсон: «Мы утомили луну нашими бесконечными разговорами»).

Крепкий жилистый человек вошел с таким видом, будто он был здесь хозяином. Я кивнул в его сторону:

«Кто такой?» — спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно. Парни подняли глаза, и один из них, Джим Онионс, сказал: «Это Ян Линдси. Ух и сильный же он, могу я сказать».

Это вызвало мой интерес. Что значит «сильный»? Был ли он дзюдоистом? Я спросил.

Онионс ответил: «Нет. Просто уличный тип, но дерется здорово. Я видел его пару раз, ну и голова же у него».

При этом остальные парни рассмеялись, как будто это была шутка. Думая о причине внезапного смеха я заметил, что любой кто не думает головой в уличных драках долго не протянет.

«Нет, нет», — засмеялся Онионс, — «он действительно дерется именно головой. Голова — на нашем жаргоне „хэд“, и Линдси — самый лучший хэдтер. Я не знаю никого, кто был бы лучше».

Тут уж я забросал его вопросами об этом Линдси, вспоминая при этом о бойцах головой, которых видел. В Корее тактика боя головой казалось бы должна достигнуть уровня высокой науки, так как большинство уличных драк там напоминают поединки горных козлов, но в конечном счете этого не происходит. В Китае я знал одного известного бойца — Лу Аньто — который лбом забивал гвозди в доски и вынимал их зубами, причем гвоздь оставался абсолютно прямым. Но другие бойцы не особенно ценили это умение, хотя он и имел, говоря словами Честертона, «голову, которой можно пробивать двери». Они утверждали, что его голова, конечно, это — да, но это и все что он может делать (они, наверное, забывали о том, что гвозди тот выдергивал зубами — не хотел бы я подставлять свое ухо под такие клыки).