Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - [48]

— Да, признаю. Я действительно являлся агентом польской разведки.

— Кто и когда вовлек вас в шпионскую деятельность?

—А черт его знает, кто! Какой-то чиновник из польской жандармерии. Он не представился. А было это в феврале 1932 года. Я тогда возвращался из Швейцарии, куда ездил по спецзаданию Коминтерна.

— И как этот поляк вас вербовал?

—Да не вербовал он вовсе. Просто он напомнил, что десять лет назад у меня были неприятности с польской полицией, что все это время меня искали и теперь могут предать суду. Я не мог этого допустить, так как меня ждали в Москве с отчетом о выполнении спецзадания, поэтому я сделал вид, что очень испугался и готов на любой компромисс. А компромиссом было предложение давать сведения о развитии сельского хозяйства в СССР. Я согласился. Мы тут же обговорили пароли, явки и способы связи, после чего меня отпустили. Я дал им свой московский адрес, и мы договорились, что в ближайшее время ко мне явится агент польской разведки, который назовется Станиславом и произнесет пароль «Гельвеция».

— Он явился?

— Явился, и тут же потребовал сведений. Я их ему дал. Но все, что он получил, я взял из газет.

— Как это, из газет? — не понял Шейн.

— Да очень просто. В газетах, особенно провинциальных, много пишут об успехах коллективизации, о колхозном и совхозном строительстве, о видах на урожай и, конечно же, о стахановцах, ударниках и других передовиках. Так что я надул его, как мальчишку!—хохотнул Платген.—Потом он куда-то исчез, и никто из поляков больше меня не беспокоил.

—Ладно,—прихлопнут тощенькую папку следователь,—пока что пусть будет по-вашему. Но не думайте, что лапшу, которую вы пытаетесь вешать мне на уши, нельзя перепроверить. Перепроверим! И если окажется, что вы пытались увести следствие в сторону, пеняйте на себя. А теперь поговорим по-серьезному,—обмакнул он перо в видавшую виды чернильницу.—Назовите лиц, с которыми вы имеете тесную связь и которые в настоящее время арестованы органами НКВД, — резко изменил тему Шейн.

— Лиц? Арестованных? При чем здесь лица? — смешался Платтен.

— Вопросы здесь задаю я! — повысил голос Шейн. — Не забывайте, где вы находитесь, и отвечайте на поставленные следствием вопросы. И еще! —резко наклонился он над столом и впился в таза Платтена. — Изворачиваться, вертеть вола и крутить хвостом не советую, следствие этого терпеть не будет. Я ведь могу прибегнуть и к другим мерам воздействия. Не вынуждайте меня к этому, подследственный, ох не вынуждайте! Вы меня поняли?

—Понял. Я все понял,—схватился за неожиданно разболевшуюся руку Платтен. — Я назову. Я всех назову. Прежде всего, это жена—Платтен-Циммерман Берта Георгиевна. Она арестована в июне 1937 года. Затем литовский инженер Камбер. Потом служащий советского посольства в Берлине Абрам Мендельсон. Еще сотрудник секретного отдела Коминтерна швейцарец Ян. Все они арестованы в начале этого года.

— Назовите страны, в которых вы проживали.

— Кроме Швейцарии это Италия, Австрия, Финляндия, Румыния, Латвия, Литва и Германия.

— Сколько раз вы арестовывались, судились и отбывали наказание?

Сухой язык протокола улыбок не фиксирует, но наверняка, отвечая на этот вопрос, Платтен победоносно усмехнулся и снисходительно посмотрел на безусого лейтенантика.

— Это было неоднократно. Три раза в Швейцарии, — начал загибать он пальцы,—затем в Литве, Латвии, Румынии, Финляндии и Германии. Из одних тюрем я бежал, из других отпускали под залог, бывало и так, что обменивали — так случилось в Финляндии, где меня обменяли на белофинских офицеров.

А потом пошел так называемый конвейер: допросы продолжались круглыми сутками, следователи менялись, а от измученного Платтена требовали не только подтверждения предыдущих показаний, но и новых данных о друзьях, знакомых и совсем незнакомых людях. Так следователи подошли к одному из самых главных вопросов.

— По какой причине в августе 1937-го вы были исключены из рядов ВКП (б)?

— Это случилось в связи с арестом моей жены, — вытер повлажневшие глаза Платтен. — Она работала в Коминтерне, выполняла ответственные задания, а потом за ней пришли. Был суд. Она получила большой срок за то, что являлась не только троцкистской, но еще и шпионкой — английской и германской одновременно. Бред и чушь! — неожиданно для себя вспылил Платтен. — Моя Берта — шпионка?! Я этому не верю. Произошла ошибка. Трагическая ошибка.

—У нас есть кому разбираться с ошибками,—выразительно посмотрел на потолок Шейн. — А пока что я жду ответа на вопрос: за что вас исключили из партии?

— За притупление политической бдительности и за неразо-бпачение жены,—криво улыбнулся Платген.—Как вам формулировочка, а? Неужели я не смог бы поставить свою жену на место, если бы заметил в ее поведении что-нибудь неподобающее!

Младший лейтенант Шейн перебирал какие-то бумаги—это были ответы различных инстанций на его запросы — и вдруг удивленно воскликнул:

— Гражданин Платген, а из партии-то вас, оказывается, исключали дважды!

— Как это — дважды? — не понял Платтен.

— Вы апелляцию в вышестоящие органы подавали?

— Подавал.

— Так вот, ваша апелляция была удовлетворена и в партии вас восстановили, со строгим выговором, но восстановили. Но это еще не все, — поднял указующий перст Шейн. — Когда вас арестовали, вы были коммунистом, с выговором, но коммунистом. Но коммунист под следствием — это недопустимо, поэтому из партии вас снова исключили. Вот выписка из решения Красногвардейского райкома партии, — потряс он какой-то бумажкой, — «Платтена Ф.П. как врага народа из рядов ВКП(б) исключить».