Секретные архивы НКВД-КГБ - [45]

И надо же было так случиться, что именно во время этого бурного советско-германского романа Венус явился в советское полпредство, где его встретил не кто иной, как сам Крестинский. Полпред приветствовал решение Венуса вернуться в Россию и собственноручно подписал соответствующее разрешение. Разве могло тогда прийти ему в голову, что эта подпись для Венуса практически означала смертный приговор, а сам Крестинский, восемь раз арестовывавшийся царскими жандармами, в девятый раз будет арестован чекистами и погибнет от большевистской пули?!

Но пока что все шло нормально, и в 1926-м Венус оказался в Ленинграде. Среди его друзей и единомышленников были такие известные писатели и художники, как Лавренев, Чуковский, Пастернак, Катаев, Яр-Кравченко, Попов и многие другие. Жизнь была прекрасна, Венус много писал, много печатался, стал широко известен. Его книги «Стальной шлем», «Самоубийство попугая», «Зяблик в латах», «Хмельной верблюд», «Притоки с запада», «Молочные реки» и многие другие были высоко оценены критикой.

И вдруг как гром среди ясного неба: арест, обыск, двухнедельное пребывание в тюрьме и приказ в десятидневный срок на пять лет отбыть в город Иргиз! Где он, этот Иргиз? Венус кинулся к Чуковскому, тот — выше. В результате ссылку в Иргиз заменили ссылкой под Куйбышев. Сохранить членство в Союзе писателей помог тот же Чуковский.

В Куйбышеве Венуса с семьей поселили в пригородном поселке Красная Глинка. Он пытался писать, но его не печатали. Пришлось обратить свои взоры к Волге и устроиться бакенщиком. Зарплаты бакенщика не хватало даже на еду, поэтому Венус начал промышлять рыбалкой, благо рыбы в Волге было предостаточно.

По утрам известный всему Союзу писатель крадучись пробирался к местным жителям и менял рыбу на молоко, овощи и фрукты.

А потом Венус садился за стол и писал, писал несмотря ни на что! Постепенно он пробил стену молчания, его начали печатать в местных газетах, и даже издали небольшую книжку под названием «Дело к весне».

Жизнь понемногу налаживалась. Венус расправил крылья и строил планы на будущее. Но в апреле 1938-го последовал новый арест. Обвиняли его, как я уже говорил, в «шпионаже, активной контрреволюционной деятельности и участии в террористической организации, ставившей целью свержение советской власти». Допросы велись с пристрастием, и признания выбивались дичайшие. Когда речь шла о нем самом, Венус сдавался и подписывал все, что ему подсовывал следователь,—это видно из протоколов допросов. Но когда пытались выбить показания против его друзей, он стоял непоколебимо, как скала, и, хотя снова начал харкать кровью, ни одного дурного слова о том же Чуковском или Пастернаке так и не сказал.

ОПАСНЫЕ ХЛОПОТЫ

Именно в эти дни на защиту Венуса поднялся Алексей Толстой. Он отправил Ежову письмо, в котором характеризовал Георгия Венуса как честного человека. Ежову это не понравилось, и он приказал любой ценой добыть показания против бывшего графа. Тут уж за Венуса взялись, если так можно выразиться, по полной программе. Но как ни старались заплечных дел мастера, выполнить приказ Ежова так и не смогли: Венус выстоял и не предал своего старшего друга. Честь ему и хвала, а то ведь одному Богу известно, как сложилась бы судьба самого Толстого!

А теперь — о письме. Оно отпечатано на машинке, на той самой машинке, с валика которой сошли «Хождение по мукам», «Петр I», «Гиперболоид инженера Гарина» и многое другое.

«Глубокоуважаемый Николай Иванович! Я получил известие, что в Куйбышеве недавно был арестован писатель Венус. Он был сослан в Куйбышев в марте 1935 года как бывший дроздовец. Он этого не скрывал и в 1922 году написал книгу “Пять месяцев с дроздовцами”. Эта книга дала ему право въезда в Советскую Россию и право стать советским писателем.

Он написал еще несколько неплохих книг. Вся ленинградская писательская общественность хорошо знает его как честного человека, и, когда его выслали, писатели несколько раз хлопотали за него, чтобы ему была предоставлена возможность писать и печататься. В Куйбышеве он работал и печатался в местных органах и выпустил неплохую книгу рассказов.

Он жил очень скудно и хворал малярией. Основной материальной базой его семьи (жена и сын) была переписка на машинке. Перепиской занималась его жена. После ареста у его жены был обыск, и была взята машинка. Прилагаю при этом моем письме письмо его сынишки (к моей жене), которое нельзя читать равнодушно.

Николай Иванович, сделайте так, чтобы дело Венуса было пересмотрено. Кроме пятна его прошлого, на его совести нет пятен с тех пор, когда он осознал свою ошибку и вину перед Родиной. Во всяком случае, я уверен в этом до той поры, пока он не уехал в Куйбышев. Его письма из Куйбышева ко мне содержали одно: просьбу дать ему возможность печататься и работать в центральной прессе.

В чем его вина, я не знаю, но я опасаюсь, что арестован он все за те же откровенные показания, которые в марте 1935 года дал следователю, то есть о том, как он, будучи юнкером, пошел с дроздовцами.

Нельзя остаться равнодушным к судьбе его сынишки. Мальчик должен учиться и расти, как все наши дети».