Секретная война. Записки немецкого шпиона - [13]
Проблема стояла так: где изготовлять эти зажигательные снаряды?
Надо было организовать массовое производство. Я доказывал, что нельзя и думать о том, чтобы предпринять что-либо подобное на американской территории. В доках и складах, на баржах и рыболовных судах, на молах и в портах — везде я мог действовать, но только не на самой американской территории. Я узнал, что один человек, по имени Бонифейс, может так или иначе помочь мне спорить с американским судом относительно того, где на основе законов начинается или кончается американская территория. Конечно, трудности оставались также в отношении территориальных вод, но это препятствие было не из больших. У меня была обязанность и задача приостановить или, по крайней мере, [31] затруднить перевозку вооружения. Я не был обязан обходить известные пункты закона, которые могла выдвинуть американская разведка, или долго раздумывать над такой реальной действительностью, какую представляли собой окружные суды и судьи. Это может быть предоставлено другим.
* * *
Знакомством с Бонифейсом я обязан одному довольно комичному происшествию. Однажды вечером, уходя из своей комнаты, я встретил Вейзера, и мы по обыкновению обменялись приветом. Но он произнес «добрый вечер» таким мрачным тоном, что я сразу понял, что случилось нечто весьма неприятное. Я вернулся в свою комнату в сопровождении Вейзера, и, когда закрыл дверь, он начал ломать руки, сказав:
— Капитан, мы закупили несколько вагонов виски. Что мы теперь с ними станем делать?
Из дальнейших его слов выяснилось, что в припадке усердия он повел переговоры относительно покупки целого транспорта виски, что незаметно для себя он оказался его владельцем. Теперь оставалось только забрать покупку и заплатить.
Я тоже не знал, что делать, так как ничего не понимал в такого рода сделках и не знал никого, кто мог бы меня выручить. Но, что было хуже всего, сам Вейзер, несмотря на всю свою корреспонденцию, тоже не мог найти покупателя, так что казалось, что мы здорово влопались. Вейзер при этом назвал имя мистера Бонифейса, который, быть может, сумеет нас выручить. Я справился об этом человеке и узнал, что это мастер на все руки. Он жил в небольшом отеле, пользовавшемся не очень доброй славой, недалеко от доков. У него была обширная практика, так как он специализировался в сомнительных делах, которые ему передавались другими адвокатами. Когда Вейзер мне все это рассказал, я понял, что мы давно уже нуждаемся в человеке, способном проложить путь в запутанном лабиринте американского законодательства. Нам нужен был для наших подпольных предприятий, так сказать, тайный советник. Я пригласил Бонифейса. Это был высокий, худой человек, носивший пенсне, которое непрерывно соскальзывало с носа. Всем своим видом он производил впечатление хищного шакала, разыскивающего свою добычу; на поле сражения. Я положился на свое чутье. [32]
Я ему рассказал о сделке с виски, заявив, что я лишь желаю избавиться от этой покупки. Он надел пенсне, стал потирать свои костлявые руки и заявил решительным тоном:
— Капитан, это вам будет стоить двести пятьдесят долларов. Пятьдесят долларов составляют мой гонорар, а двести долларов мне нужны, чтобы похоронить это дело.
Он получил требуемые деньги, ушел и похоронил это дело. Впоследствии нам часто приходилось «хоронить» другие дела! — плоды чрезмерного усердия Вейзера. Когда Вейзер диктовал свои письма, он слишком много думал о том счастливом времени, когда имел собственную экспортно-импортную фирму, и в такие минуты он заключал сделку, которую необходимо было «хоронить».
Мистер Бонифейс занимался, таким образом, и другими операциями, так что его сотрудничество и помощь оказались необходимыми. Он находился в тесном контакте с нью-йоркской полицией, и многое из того, что он узнавал от неё, имело для нас громадное значение.
* * *
Однажды Бонифейс явился в мою контору. Этот человек всегда был готов выслушивать самые неожиданные и самые смелые конфиденциальные вещи. Этот пожилой джентльмен, полный достоинства и важности, приобретал еще более торжественный вид каждый раз, когда ему приходилось касаться юридического права.
С этого момента он не переставил качать головой.
— Хорошо, капитан... Позвольте, дайте мне подумать... 251 статья VIII Гаагской конвенции абсолютно не соответствует вашей точке зрения. Я глубоко сомневаюсь в возможности допустить ваше толкование этого пункта. Я должен формально заявить после долгого размышления, что вы должны отказаться от мысли нарушить американский нейтралитет.
Так именно говорил мистер Бонифейс.
Он замечал моё выражение растерянности, и вдруг мысль о том, что кое-что более существенное, чем простой совет адвоката, может принести ему гонорар, выраженный многозначной цифрой, заставляла его изменить свой важный вид. Он поспешно покидал контору, чтобы вернуться через полчаса. Обычно он распространял вокруг себя легкий запах виски. И как всегда в таком возбужденном состоянии, пенсне криво сидело у него на носу. [33]
— Почему бы не заняться изготовлением ваших аппаратов на одном из интернированных кораблей? — предложил он. — Я привел вам нужного человека, капитана фон Клейста, одного из ваших старых друзей.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.