Секретная служба Великобритании. Из истории тайной войны - [3]

В условиях абсолютизма спорность прав на престол или малолетство монарха нередко были удобными предлогами для развязывания мятежей знати, надолго подрывавших авторитет центральной власти и политическое единство страны. Правительству в такие периоды обычно приходилось на время свертывать или вовсе отказываться от широких внешнеполитических планов и сосредоточиваться на внутренних проблемах. Подобное положение, конечно, не могло не сказываться и на разведке, ее задачах, направлениях ее деятельности.

В первые годы правления преемника Генриха VII, его сына Генриха VIII (1509–1547 гг.), секретная служба переживала время упадка. Однако это длилось недолго.

Пришла Реформация с ее ожесточенной борьбой католицизма и протестантства. Много справедливого сказано о противоположности религиозной веры и знания. Такого конфликта никогда не обнаруживалось между религией и знанием, которое доставлял шпионаж. Вернее, шпионаж являлся общей платформой для лидеров враждующих верований. Таинство религии не раз вместе с тайнами разведки входили в арсенал тайной войны. Реформация и контрреволюция почти неизменно сопровождались реформами секретной службы. Религиозная политика и земная тайная полиция оказывались неотделимы друг от друга.

ИЗМЕНЫ И ВЕРНОСТЬ УИЛЬЯМА СЕСИЛА

Поколение, при котором в Англии произошла Реформация, выдвинуло мало убежденных ее сторонников среди дворянства, которые не руководствовались бы соображениями непосредственной выгоды, будь то участие в расхищении монастырских земель, придворная карьера или то и другое вместе. Даже главный идеолог и руководитель Реформации архиепископ Кранмер больше всего верил в необходимость беспрекословного повиновения воле монарха. Когда он, глава англиканской церкви, в правление королевы Марии Тюдор (1553–1558 гг.) был приговорен к сожжению на костре, то даже в ночь перед казнью мучился сомнением, умереть ему протестантом или католиком.

Однако как раз преследования протестантов при Марии, вызвавшие волну эмиграции из Англии, продемонстрировали появление типа людей, для которых преданность новой вере и ненависть к папизму вошли в плоть и кровь, впрочем, нисколько не принижая в их сознании и роли протестантизма в отстаивании материальных интересов людей, отмеченных, как они, «божьей благодатью». Именно к таким людям, по энергии, по уверенности в себе и правоте своего дела нисколько не уступавшим иезуитам, штурмовому отряду католической реакции, и принадлежало большинство руководителей разведки Елизаветы I. В этом одно из объяснений ее успехов. Среди этих людей первое место принадлежало Уильяму Сесилу, получившему титул лорда Берли. Сесил к этому времени обладал уже всеми навыками, необходимыми государственному деятелю того времени. Простой дворянин из Линкольншира, он начал карьеру еще при Генрихе VII, состоял членом Тайного совета при его преемниках Эдуарде VI и Марии Тюдор, благополучно пережил падение и казнь одного за другим нескольких вельмож своих покровителей, научился выходить невредимым из самых, казалось бы, безвыходных положений. Сесил умел никогда не оказываться бесповоротно связанным с лицами, находившимися у власти, но обреченными, по его мнению, на неминуемое поражение. Он не верил в прочность католической контрреформации в правление Марии Тюдор и умудрился поддерживать тесные тайные контакты с опальной тогда Елизаветой, не теряя благорасположения подозрительной королевы и выполняя с присущей ему оборотистостью различные ее поручения. Свои переходы на сторону победителя Сесил облекал во внешне пристойные, благовидные формы, чтобы не портить репутацию и не возбуждать подозрения, что он замышляет новые измены.

Впрочем, Елизавете с самого вступления ее на престол в 1558 году Сесил стал служить не на страх, а на совесть. На протяжении сорока лет, вплоть до своей смерти, он был фактически первым министром королевы, все равно, на посту ли государственного секретаря или лорда-казначея. Вместе с тем было бы неправильно представлять, что его влияние всегда было решающим: оно заключалось скорее в единстве взглядов и целей, в умении угадывать желания Елизаветы и отступать, когда дело доходило до ее предубеждений, чем в попытке навязывать свою точку зрения королеве. Сесил предпочитал подводить ее самим ходом дел, иногда специально направляемых им, к принятию мер, которые он полагал целесообразными. Впрочем, часто все его усилия разбивались о почти болезненное стремление Елизаветы откладывать принятие важных решений, особенно если они были связаны с реальными опасностями и значительными расходами. Случалось иногда, что бесконечные промедления оказывались наилучшей политикой — само развитие событий приводило к нужной цели, без всяких усилий и затрат со стороны королевы. Но обычно Сесил в конечном счете не только оказывался прав, но и добивался проведения наиболее выгодного, по его мнению, политического курса.

В поведении Сесила трудно отыскать высокие нравственные начала. Максимум, что можно было сказать о нем, — что без особой нужды он не предавал друзей и доверившихся ему людей, не жертвовал государственными интересами в пользу собственных и что к 300 имениям, находившимся в его владении к концу жизни, он мог бы добавить еще немало других, если бы столь же бесцеремонно залезал в государственную кассу, как некоторые из его предшественников и преемников на посту лорда-казначея.