Секретная миссия Рудольфа Гесса - [27]

В первоначальный круг советников не входили явные представители "IG Farben" или "Дойче Банка", наикрупнейших и наиболее динамичных из «новых» промышленных отраслей, имевших солидный вес. Стратеги "IG Farben", враждебно относившиеся к «капустным» юнкерам и неповоротливым промышленникам, владельцам предприятий тяжелой индустрии, поддерживавшим и пытавшимся контролировать Гитлера, питали неприязнь к дальнейшему проникновению американского капитала и хотели выйти из мирового рынка, возглавляемого США; добиться гегемонии они мечтали с помощью французского капитала в тесном европейском экономическом блоке — но тоже за счет России и большевизма. Похоже, что они поработали с Грегором Штрассером и Эрнстом Ремом, преобразившими СА, благодаря массивным финансовым вливаниям, в отлично организованные силы, проникнутые революционным духом и превосходившие по мощности регулярную армию. За пределами партии линию "IG Farben" поддерживал военный министр правительства фон Папена, Курт фон Шлейхер, которого отличала нетипичная для военного неприязнь к классу землевладельцев. Он, самовольно вызвавшийся быть политическим посредником, пытался объединить Штрассера и Рема с умеренными лидерами профсоюзов. Подобный возврат к социализму и парламентской демократии не только не входил в расчеты реакционного поместного дворянства и промышленников, но и представлял непосредственную опасность, угрожая национализацией, высокими заработками и отчислениями на улучшение условий труда и быта рабочих, что представлялось совершенно немыслимым.

Естественно, что реакция отдельных предпринимателей и банкиров была, как выразился американский историк Дэвид Уолтерс, "разнообразной, неустойчивой и противоречивой" и, как это часто бывает в аналогичных запутанных ситуациях, большинство предпочитает поддерживать направление, а не абсолютную политику и склонно к нередкой перемене мнений. Тем не менее главенствующую роль продолжали играть группировки монополистического капитала. Германская промышленность всегда находилась в подчинении у государства, что в наибольшей степени соответствовало прусскому военному характеру. На основе государственного законодательства вместе с банками она образовывала огромные синдикаты и картели, поставленные на службу национальной экономике и способные проникать на внешние рынки правда, за счет германского потребителя, платившего высокую цену за неизбежные промахи и нерентабельность. Это было полной противоположностью характеру англо-американского рынка, где за счет свободной конкуренции и свободного ценообразования потребитель получал максимальный выбор при минимальных ценах.

Банки тоже играли разные роли. В Германии они были активными партнерами поддерживаемых ими концернов со своими представителями в руководящих аппаратах, принимавшими участие в стратегическом планировании. Таким образом, направление развития национальной экономики определял сравнительно ограниченный круг банкиров и директоров гигантских трестов; а поскольку Германия была капиталистической демократией, все подчинялось неумолимой логике — логике капитала. Но после войны успех профсоюзного движения и социалистическая администрация эту логику поколебала. В результате финансовые и промышленные воротилы пришли к единодушному мнению, что профсоюзы нужно либо стереть в порошок (вместе с парламентской демократией, как считали промышленники), либо внедрить в государственную структуру. Еще более единодушны они были в своем стремлении освободиться от бремени военных репараций и других "оков Версаля", ограничивавших численность вооруженных сил, торгового флота и участие в мировой экономике. Существовало и согласие о необходимости расширения на восток, подразумевавшее покорение России и ликвидацию большевизма, об установлении германского порядка сначала на европейском континенте, а потом и в мире. Решить все эти задачи, победив сначала внутреннюю угрозу большевизма, можно было только сотрудничая с националистическим массовым движением, созданным нацистами. В этом тоже никто не сомневался. Единство мнения отсутствовало в другом, не менее важном вопросе реорганизации экономики в том направлении, как это видели "IG Farben" и примыкающее к ней крыло "Дойче Банка".

Для Гитлера экономическая дискуссия была лишь средством для достижения власти. В его мозгу, впитавшем и сознательно или бессознательно запечатлевшем все мечты и чаяния, вбитые в психику нации кайзеровским стремлением к мировому господству, все унижения и жажду мести, порожденные поражением, эта логика капитала терялась. Там главенствующей логикой было мировоззрение, признававшее одного-единственного главного врага еврея, одно-единственное решение через чистую кровь высшей нордической расы. Разумные финансисты и здравомыслящие практики полагали, что все это делалось с единственной целью добиться расположения масс. При этом некоторые из них рассчитывали дешево приобрести еврейские предприятия. То, что в наибольшей степени привлекало их в Гитлере, в его подборе деловых групп, на самом деле было его логикой. Они думали, что если он сам во все это верит, следовательно, на него будет легко воздействовать В первую очередь по этой причине Шахт хотел видеть его в роли канцлера.