Секретная миссия Рудольфа Гесса - [21]

Как видно из этого описания свадебного дня, у Гесса больше слов нашлось для фюрера, чем для Ильзе; действительно, в опубликованной версии его письма матери с описанием дня его дражайшая супруга присутствует лишь косвенно.

Такое отношение не является характерным только для Гесса. Последние исследования писем, мемуаров и других письменных источников семи офицеров добровольческого корпуса, проведенные Клаусом Тевельвейтом, показывают, что оно было типичным для этих солдат удачи. Жены были как бы вторичны в их жизни и не представляли собой большой социальной ценности; они скорее рассматривались как объекты для деторождения, почти символические фигуры, лишенные собственной осмысленной жизни, порой безымянные. Тевельвейт обнаружил, что эти бойцы добровольческих отрядов клялись в любви к германскому народу, Отчизне, родной земле, родному городу, деревне, к своей униформе, другим людям: товарищам, начальникам, подчиненным — к кому угодно, но только не к женщинам.

Таким образом, если Гесс говорил или думал, что любит фюрера больше, чем свою молодую жену, он вписывался в один ряд с остальными своими товарищами из добровольческого корпуса, то же касалось и его признания в любви к Отечеству, народу и германской крови.

Вернувшись после отпуска, откладываемого им в течение двух лет, Гесс поселился с Ильзе в небольшой квартире в северном предместье Мюнхена и с головой ушел в работу. Вскоре он сопровождал Гитлера в новом раунде поездок с речами, обращенными к воротилам большого бизнеса, и с удивлением для себя отметил, каким блестящим оратором проявил себя на этих важных собраниях его шеф; в одном из писем Ильзе из Эссена он описывает выступления фюрера как "непревзойденные по ясности и точности".

Однако массы еще не были готовы к восприятию передаваемой Гитлером информации, а всеобщие выборы показали, что партия все еще плетется в хвосте политики, не набрав даже и 1 миллиона голосов. А это давало в Рейхстаге всего 12 мест. Гесс утешал себя лишь тем, что оппозиция в партии была практически ликвидирована. "Теперь битва предрешена, — писал он в июне родителям. На пути естественного отбора выжили лучшие, сильнейшие, достойнейшие, более боеспособные, которые продолжают борьбу как единственная партия народной ориентации, объединенная под единым руководством в единый организм". Это утверждение не совсем соответствовало действительности, поскольку на севере еще существовал со своими последователями Отто Штрассер, шедший в «социалистическом» направлении. Его брата, Грегора Штрассера, перетянули на сторону Гитлера, во всяком случае, так казалось из его речей, которые теперь сводились к сентиментальному национализму, а не к антикапитализму. Штрассер также отвечал за партийную организацию; его должность, согласно напыщенному стилю Гитлера, именовалась теперь организационный лидер Рейха. Со стороны Гитлера это назначение было достаточно прозорливым; оно не только привязывало его противника к "принципу фюрера", но и способствовало реализации истинных талантов Штрассера как лидера и администратора. Так Гитлер претворял в жизнь витиеватый, но весьма точный тезис практичного Гесса о партии, "объединенной под единым руководством в единый организм", и ко времени следующих выборов построил наикрепчайшую партийную организацию, которая немедленно и без вопросов реагировала на каждое прикосновение вождя к рулевому колесу. В этом заключался "принцип фюрера".

Летом 1928 года Гесс находился подле своего вождя в Альпах. Теперь Гитлер снимал виллу под названием "Хаус Вахенфельд", занимавшую командную высоту над Берхтесгаденом. Отсюда открывался широкий обзор Оберзальцберга, сверкающих альпийских вершин, лесов и покатых луговых склонов. Здесь они работали над книгой, которая при жизни Гитлера так и не была издана, в связи с чем стала известна под названием "Секретная книга". В ней речь, в основном, шла о внешней политике, намечались пути к мировому владычеству. Если учесть, что писалась она в то время, когда партия насчитывала менее 100000 членов, а представительство нацистов в Рейхстаге ограничивалось 12 депутатами, то не стоит удивляться, что ее содержание столь же показательно, как и план Гитлера по застройке Берлина, столицы будущей империи, величественными зданиями. Ближе к концу года в письмах к родителям Гесс писал, как часто они смеялись, "но не без элемента серьезности", когда, проезжая по Берлину, Гитлер махал рукой, обозначая снос старых, нелюбимых им зданий.

Глава 5. Коричневый дом

В конце 1929 года, когда произошел крах на Уоллстрит, положивший начало "великой депрессии", германская политика переживала очередной кризис. Националистические партии, никогда не принимавшие республиканского, демократического правительства, не смирившиеся с разоружением, навязанным Германии Версальским договором, с потерей заморских колоний, стали более радикальными и словесно нетерпимыми к торговой сделке, выдаваемой «болтунами» в Рейхстаге за политику. Коммунисты еще больше склонились влево, окрестив даже своих союзников, социалистов, "социальными фашистами". Поляризация и экстремизм свидетельствовали о глубоком социальном и экономическом кризисе. Давно утвердившиеся представители правящих группировок юнкеров-землевладельцев, армии, крупных промышленников, тех самых групп, которые, главным образом для защиты своего руководящего положения, развязали Первую мировую войну, почувствовали, что их интересы, их традиции и образ жизни находятся в смертельной опасности. Теперь им угрожала не просто социальная революция, но (в случае промышленников) и реальный кризис прибыли от капиталовложений. С одной стороны, он ускорялся из-за высокой заработной платы и издержек на улучшение условий труда и быта рабочих, навязанных воинствующими депутатами Рейхстага. С другой объяснялся катастрофическим снижением спроса на уголь, чугун, сталь, корабли и вооружение, как у себя дома, так и на бывших внешних рынках сбыта, что стало прямым следствием ограничений, наложенных Версалем. Кроме того, пугали их и призывы коммунистов с социалистами национализировать крупные предприятия тяжелой промышленности и большие земельные владения.