Секретная миссия Рудольфа Гесса - [67]

Всем пленникам разрешили являться в суд в костюме или в форме без значков и медалей. Каждый день после судебного заседания одежду забирали и тщательно исследовали, нет ли в ней флаконов с ядом или других средств для самоубийства.

Люди, многие годы обедавшие изысканными блюдами и винами со всей Европы, ели теперь свой обед из жестяных тарелок металлическими ложками, какие обычно используют в столовых. На завтрак им подавали овсяную кашу и печенье, на обед – суп, картофельное пюре и капусту, а на ужин – яичницу, морковь и хлеб. Еда была сытной, но не вкусной. Если в камеру входил начальник тюрьмы, офицер одной из союзнических армий или гражданский человек, заключенный обязан был подняться, встать по стойке «смирно» и оставаться в ней до тех пор, пока ему не скажут «вольно». Все заключенные должны были сами подметать свои камеры, а их работа заключалась в чистке мусорных бачков. Им разрешалось гулять в тюремном дворе. Между каждым из них должно было сохраняться расстояние в девять метров, им запрещалось останавливаться и поднимать что-нибудь с земли.

Они должны были четко выполнять команды, а за нарушение режима наказывались лишением различных привилегий.

Заключенных могли посещать священник, врач и парикмахер. Им разрешалось читать тщательно отобранные книги; им выдавали карандаш и бумагу, месячную порцию табака. Они могли посещать службу в церкви, что делали все, кроме Гесса, который заявил, что является христианином, но не будет ходить в церковь, опасаясь, что люди могут подумать, что он боится смерти.

Когда заключенных вели в зал суда, опускались щиты, чтобы другие пленники в камерах, мимо которых они проходили, не могли их увидеть. Это стали делать после того, как в первый раз, когда их вели на суд, при проходе открытого пространства один из эсэсовцев, увидевший их, бросил в них нож.

В конце коридора располагался стальной лифт, в котором обвиняемых доставляли в зал суда. Он был разделен на отдельные секции, чтобы пленники не могли ничего передать друг другу.

Строгая дисциплина и условия тюремного заключения наложили на лидеров нацизма свой отпечаток. Исчезла их наглость и бравада. От тяжелой работы и скудного питания они похудели, за исключением Геринга, который по-прежнему оставался толстым, хотя раньше был еще толще.

Вместе с этими людьми на скамье подсудимых должны были сидеть еще пятеро. Четверо из них умерли: Гитлер, Геббельс, Гиммлер и Лей. Мартина Бормана тоже считали мертвым, хотя его трупа никто не видел (нашли гораздо позже – Борман погиб при попытке прорыва из Берлина. – Ред.).

Против двадцати одного заключенного были выдвинуты следующие обвинения:

1. Подготовка или участие в качестве руководителей или помощников в преступлениях против мира; совершение преступлений против мира путем составления планов, подготовки, начала и ведения захватнических войн.

2. Военные преступления, включая убийства, депортацию людей для рабского труда, убийства заложников и издевательства над военнопленными.

3. Преступления против человечества, включая убийство, истребление, обращение в рабство, депортацию и преследование по политическим, расовым и религиозным мотивам.

Обвинение насчитывало сорок три страницы и тридцать тысяч слов. В нем прослеживалось развитие нацистской партии от момента ее возникновения до подчинения немецкого народа власти Гитлера. Каждая страница содержала все больше и больше ужасных подробностей. Из двухсот двадцати восьми тысяч французских политических заключенных выжил только каждый десятый. В Ленинграде погибло сто семьдесят две тысячи человек (в Ленинграде во время блокады, говорилось на Нюрнбергском процессе, погибло 650 тыс. – Ред.), а в Сталинграде – сорок тысяч (40 тыс. погибло только во время известной тотальной бомбежки 23 августа 1942 г. (немцы сделали 2000 самолето-вылетов). – Ред.). В концлагере Майданек было уничтожено более полумиллиона человек, в Аушвице (Освенциме) – четыре миллиона. (Эта цифра сильно преувеличена – в настоящее время считается, что не более 1 млн, хотя и это колоссальное число. – Ред.)

Нюрнбергский процесс стал вехой в истории человечества. Впервые люди попытались поставить вне закона войну в глобальном масштабе. Но законность этого суда была сомнительна, а союзники не имели нравственного права судить нацистских лидеров – у них у самих рыльце было в пушку. Союзные армии сами совершали военные преступления. Победители (англо-американская авиация), решившие судить побежденных, безжалостно бомбили незащищенный Дрезден, пока пожар не поглотил весь город, уничтожив больше мужчин, женщин и детей, чем столь же бесчеловечные атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Русские, давно уже применявшие в «исправительно-трудовых» лагерях рабский труд заключенных, безжалостно убивали жителей захваченных ими деревень (такие случаи были, но за них также безжалостно наказывали).

Предание военных преступников суду стало шагом вперед в развитии цивилизации. Все, что способно контролировать и ограничивать жестокость войны, является благом для человечества. Суд в Нюрнберге был порожден желанием сделать так, чтобы организованное уничтожение людей никогда больше снова не повторилось. Но судебные заседания проходили в атмосфере гнева и желания отомстить. Таков был дух времени. Итальянские партизаны убили Муссолини и его любовницу и повесили их вверх ногами на рыночной площади. Лаваль, премьер-министр Франции во время оккупации, был схвачен, подвергся скорому суду, был признан виновным и расстрелян. Даже флегматичные британцы осудили Вильгельма Джойса (лорда Хоу Хоу) и приговорили его к смерти на основании улик, которые современные судебные эксперты признали неубедительными, но дух времени посчитал Джойса виновным и приговорил к смерти еще задолго до того, как он предстал перед судом.