Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 - [22]

«Вряд ли эти люди обрадовались столь неожиданному визиту немецкого солдата, однако он не мог не вызвать у них хоть каких-нибудь чувств», — подумалось мне тогда, так как из головы не выходило выражение глубокого безразличия на их лицах.

Перед нашей дивизией была поставлена задача выйти юго-восточнее Смоленска к железнодорожному узлу Ельня. Рядом с нами шел пехотный полк «Гроссдойчланд», который являлся элитной воинской частью германских сухопутных войск. Мы продвигались вперед, почти не встречая сопротивления, и нам казалось, что длинный путь на Восток свободен, а главные силы советской армии полностью разбиты. Все были уверены, что эта война окажется такой же молниеносной, как и другие военные походы.

Меньше чем через три недели в середине июля мы взяли городок под названием Ельня и сверх того, нанеся удар, создали плацдарм радиусом примерно восемь километров. Моему дивизиону было приказано занять позиции в крайней восточной точке по центру выступа фронта, в то время как большинство немецких частей находилось еще далеко позади.

Первые несколько дней прошли относительно спокойно. Русские, правда, пытались атаковать в нескольких местах, но безуспешно. В штабе полка, который мне часто доводилось посещать по служебным делам, стало известно содержание радиограммы противника о том, что Сталин поручил командовать советскими войсками под Ельней маршалу Тимошенко[51]. Ему было приказано уничтожить элитные немецкие войска, а именно дивизию СС «Райх» и полк «Гроссдойч-ланд», «этих гитлеровских собак», как значилось в радиограмме. О том, какие силы были выделены для решения данной задачи, мы узнали уже в самые ближайшие дни, на себе почувствовав, что это были не пустые слова.

В один не самый лучший день по нашим позициям, оборудованным для круговой обороны, обрушился невиданный по силе шквал артиллерийского огня. Беспрерывный огонь, скорее всего, велся орудиями корпуса тяжелой артиллерии[52]. Мы стали закапываться в землю еще глубже, оставив машины в небольшом укрытии на обратном склоне высоты, находившемся рядом с огневыми позициями моего дивизиона. Окопы и блиндажи были отрыты на два метра в глубину и почти по всей длине перекрыты бревнами, которые укладывались друг на друга крестом в несколько слоев и пересыпались землей.

Каждый день приносил с собой новые, становившиеся все более ожесточенными атаки русских. По нашим позициям велся непрерывный артиллерийский огонь, противнику постоянно удавалось немного вклиниваться в нашу оборону, и положение приходилось восстанавливать в ходе кровопролитных контратак. Обе стороны бились с неслыханным ожесточением, не добиваясь существенного успеха. Но судьба приготовила для нас еще один сюрприз — в один из дней русские бросили в атаку новые танки, которые раньше нам видеть не приходилось. Это были ставшие потом известными на весь мир Т-34.

Наши тогдашние противотанковые пушки оказались перед этими стальными махинами бессильными, и нам с большим трудом удавалось остановить сопровождавшую их пехоту. Но танки прорывались. Тогда речь еще не шла о массовом применении этих боевых машин, но и атаки двадцати — тридцати танков нам хватало вполне. Позади переднего края обороны то и дело слышались сигналы «танковой тревоги».

На засеянных рожью полях, раскинувшихся вокруг холма на нашем плацдарме, то тут, то там возникали серого цвета солдаты, а над посевами возвышались танковые башни, водя длинными стволами своих пушек то влево, то вправо и стреляя по всему, что представлялось им целью. Позади этих чудовищ выскакивали наши солдаты с «коктейлями Молотова» в руках — стеклянной бутылкой бензина, заткнутой пробкой, через которую был продернут хлопчатобумажный лоскут ткани. Перед броском этот лоскут поджигался, бутылка разбивалась о горячую бронеплиту, прикрывавшую мотор танка, и вскоре огонь охватывал всю машину.

Можно только представить себе эту потрясающую картину, когда солдат в рубашке с закатанными рукавами и с одной бутылкой в руках преследовал танк. Как ни странно, пусть не сразу, а спустя несколько часов, но эти чудовища всегда удавалось обезвреживать. Причем солдаты поднимались на них не только с бутылкой, но и с ручными гранатами и даже пистолетами. Меткий бросок гранаты в дуло стального колосса или в приоткрытый люк на башне все же принуждал экипаж к сдаче.

Командный пункт нашего дивизиона находился на восточной окраине Ельни, подготовленной к круговой обороне, на вершине небольшого холма, частично занятого полями с рожью. Пути подъезда к нему могли просматриваться противником, поэтому целесообразно было либо сделать небольшой крюк, либо пройти последний километр пешком. Русские артиллерийские наблюдатели повсюду имели отлично подготовленные позиции и реагировали на каждое движение. Иногда часть из них вместе с рациями прокрадывалась ночью через наши передовые позиции и оборудовала хорошо замаскированные наблюдательные пункты внутри плацдарма. Даже шлейфа пыли от мотоцикла было достаточно, чтобы немедленно вызвать по этому месту огонь.

Мне кажется, что тогда все мы медленно, но уверенно начинали покрываться грязью. Вода ценилась на вес золота, и наши полевые кухни были вынуждены каждую ночь отправляться далеко в тыл, чтобы раздобыть воду для приготовления пищи. О том, чтобы помыться, не говоря уже о стирке, и речи не было. К моей несказанной радости, рядом с моим блиндажом в глубокой глиняной яме собралось немного воды. Эту лужу я использовал для того, чтобы помыться. Но воды в ней хватило только на один раз. Для чистки зубов и бритья приходилось жертвовать утренней чашечкой кофе. Все же остальное откладывалось до лучших времен.