Секретарша из романа - [27]
Но, срань господня, я вот-вот поднимусь на борт частного самолёта.
Двое мужчин в отлично скроенных костюмах подбегают к нам трусцой, чтобы забрать наш багаж из багажника, ещё до того, как я успеваю расстегнуть ремень безопасности. Эдриан подходит к моей двери и подаёт мне руку, и, полагаю, проигнорировать её было бы грубо. Поэтому я позволяю ему поддерживать меня, пока выбираюсь из машины. У него тёплые руки, хватка крепкая, уверенная. Мгновение я просто смотрю на него.
Не представляю, почему это не пришло мне в голову раньше. Конечно же, мужчины вроде него не летают коммерческими рейсами. Зачем ему, когда он может арендовать частный самолёт всего лишь за...
Да, понятия не имею, сколько стоит перелёт на частном самолёте. И не собираюсь его об этом спрашивать.
– Мистер Райзингер, миз Бёрнс, – касаясь рукой козырька фуражки, приветствует нас капитан, когда мы поднимаемся на борт. Самолёт изнутри больше, чем кажется снаружи, внутри – огромные кожаные кресла кремового цвета и бордовый ковёр, по которому наверняка будет блаженством пройтись босиком. Но если я сейчас сниму свои туфли на каблуках, то по прилёте ни за что не смогу надеть их обратно.
Наш багаж сложен в углу, и до меня с запозданием доходит, что нам даже не пришлось проходить досмотр.
До этого момента я и понятия не имела, что значит летать «с привилегиями».
– Могли бы и сказать мне, – говорю я Эдриану, когда он садится напротив меня и расстёгивает пиджак. – Я вообще-то потратила время на то, чтобы запихнуть свои туалетные принадлежности в прозрачную косметичку (существует ограничение на провоз жидкостей в ручной клади в самолёте. Объём контейнера для каждого продукта не должен превышать 100 мл. Упаковывается всё в небольшую прозрачную пластиковую сумочку с застёжкой-молнией – прим. переводчика).
– О, верно, – посмеивается Эдриан. – Извини. Я и забыл, что так всё ещё делают.
Убила бы его сейчас.
– Смейтесь, смейтесь, – ворчу я. – Знаете, АТБ (Администрация транспортной безопасности США – прим. переводчика) поговаривает о том, чтобы начать досматривать и пассажиров частных рейсов тоже.
И я знаю это только потому, что материал на эту тему попался мне под руку, пока я искала в телефоне «сколько стоит рейс на частном самолёте». Потому что мне нужно это знать.
Он отвечает мне что-то, но я пропускаю его слова мимо ушей, поскольку вижу сумму.
Восемь тысяч долларов в час.
Восемь. Тысяч. Долларов.
В час.
Меня обычно не укачивает в воздухе, но сейчас мне кажется, будто меня вот-вот стошнит.
– Вопрос, – говорю я, когда женщина, одетая словно чёртова стюардесса Пан Американ из 70-х (одна из крупнейших авиакомпаний в истории США, 1927-1991 гг. – прим. переводчика), приносит нам шампанское. – Деньги вообще хоть что-нибудь значат для вас, или они что-то вроде странного конфетти, которое вы разбрасываете вокруг себя более или менее случайно и которое у вас при этом почему-то никогда не заканчивается?
Улыбка, которую он посылает женщине, мне совершенно не нравится, и я замечаю, как он скользит взглядом по её телу, когда она наклоняется над бортовой кухней. Это не должно меня напрягать, но я ловлю себя на мысли, не входит ли она в стоимость поездки.
Ладно, это довольно низко с моей стороны. Уверена, она очень милая женщина, которая всего лишь надеется на щедрые чаевые. Но Эдриану и правда лучше перестать таращиться, пока я что-нибудь с этим не сделала.
– Деньги, – говорит он медленно. – Эта та штука, которую обмениваешь на товары и услуги, да?
– Сейчас возьму и выплесну на вас шампанское, – гримасничаю я. – Оно всё равно отстой.
– Оно не отстой, – говорит он. – Это ты отстой.
– Очень по-взрослому, – я пинаю его под столиком, за которым мы сидим. Это импульсивный поступок, но я пью шампанское в восемь утра, находясь в частном самолёте с моим засранцем-боссом. Если не сейчас, то когда?
И он прав. Всё это не отстой.
Он смеётся и ловит ногами мою ступню.
– Ауч, миз Бёрнс. Хотите до меня добраться, будьте попроворнее.
Я дёргаю ногой, пытаясь освободиться.
– Я резина, а вы клей (часть поговорки: я резина, а ты клей; то, что ты говоришь, отскакивает от меня и прилипает к тебе – прим. переводчика).
– Знаешь, хороший работник сказал бы мне спасибо за то, что я беру его с собой в это удивительное приключение, – говорит он, широким жестом обводя обстановку. – А не вёл бы себя словно свинёнок.
– И тем не менее, за все эти пять лет я лучшее, что вы смогли найти, – я надуваю губы. – Какая грустная, грустная история, мистер Райзингер.
***
Я ступаю на взлётную полосу в Остине и даже не покрываюсь мгновенно потом, как ожидала. Само собой, снаружи жарко, но всё же не настолько, чтобы это было невозможно вынести.
Эдриан настоял на том, чтобы мы прилетели за день до начала конференции, чтобы у нас было время «устроиться». Не знаю, что он имел в виду, но я решила приберечь все свои действительно хорошие наряды, включая шёлковое нижнее бельё, до самой конференции. Надеюсь, мы не столкнёмся с кем-то, на кого я должна произвести впечатление, хотя что-то мне подсказывает, что это не так уж важно. Никто ведь не ждёт от писателей, что они будут одеваться как модели, правда? Разве большинство из них не ходит большую часть времени в халатах и тапочках?
