Секретарь - [88]

. Я бы не сказала, что она выглядит как-то особенно расслабленной. Остерегайтесь принимать напитки от незнакомых людей – это я вычитала в Интернете. Правда, я-то знакомая. Но предупреждают людей не зря: разжиться рогипнолом на удивление легко.

У нее шевелятся губы. Она пытается что-то сказать. Мне приходится наклониться к ней, чтобы расслышать.

– Свежий воздух, – кажется, именно это она лепечет. В ней еще теплится жизнь. Голова еще работает, хоть и отнюдь не с обычной быстротой.

Я оглядываюсь в поисках своих сапог, но их нигде нет. Кто-то выбросил их или продал на блошином рынке. Она жмется к двери, как пес, которому приспичило на улицу. Я качаю головой. Она дергает за ручку. А мне не хочется пачкать новые туфли, и потом, она наверняка попытается улизнуть. Хоть далеко она и не убежит, у меня все равно нет сил играть в догонялки.

– Я передумала, посидим лучше в тепле.

Ее разочарованный вид – как подарок.

50

В гостиной я подвожу ее к креслу, и она валится в него.

– Вы продрогли, – говорю я: ее ладошка в моей холодна как лед.

На спинке кресла висит аккуратно сложенный плед, я беру его. Пока я укутываю пледом ее плечи, мне вспоминается палантин, который она носила на заседаниях суда.

– Вечно вы мерзнете. Вам бы пополнеть не мешало. – Я растираю ее ладони в своих, чтобы согреть, но она по-прежнему выбивает дробь зубами. Ей нужен бренди, и я открываю шкаф, нахожу бутылку. – Сейчас согреетесь. – Я подношу стакан к ее губам, крепко прижимаю до тех пор, пока она не открывает рот и не делает глоток. – Еще?

Она мотает головой и бормочет что-то невнятное. Первой пропадает речь. Наверняка она удивляется, что ее не слышат.

Она следит за мной взглядом, пока я хожу по комнате – включаю боковые лампы, создаю в гостиной уют, сама устраиваюсь поудобнее, плюхнувшись на диван и вытянув ноги.

– Длинный выдался день, – говорю я. – Вы, наверное, проголодались. Ужин Маргарет не оставила, но я с удовольствием что-нибудь приготовлю сама. И вы поужинаете с подноса в постели. Вы ведь не откажетесь? – Она не отвечает. – Ну, тогда пойдемте, я отведу вас наверх. – Я покидаю удобный диван, помогаю ей подняться, поправляю плед на ее плечах.

Она, похоже, решительно настроена идти сама, без посторонней помощи, и я отступаю и жду, что она вот-вот упадет. Но она оказывается крепче, чем я думала. Чуть пошатывается, но высоко держит голову, и это достойно восхищения.

Она поднимается по лестнице, держась одной рукой за перила, и я вижу, каких усилий ей стоит скрывать от меня слабость. Проходя по коридору, я заглядываю в розовую комнату. Как заманчиво выглядит постель! Я тоже устала, так бы и прилегла и поспала, но надо принести ей что-нибудь поесть, а потом еще закончить кое-какие дела.

Пока я отвлеклась, она успела уйти вперед, к своей комнате. Надеется захлопнуть дверь перед моим носом и запереться изнутри, но куда ей, при моем-то проворстве. Закрыться она не успевает: я ставлю ногу между дверью и косяком. Вхожу, поворачиваю ключ в замке и кладу его к себе в карман. А когда оборачиваюсь, она уже лежит в постели полностью одетая.

– Раздеться не хотите?

Она качает головой и укладывается на бок, лицом ко мне, и лежит так с открытыми глазами. Ее глаза следят за мной, пока я собираю ее одежду, оставшуюся с утра, – это сделала бы Маргарет, будь она на рабочем месте. Я сворачиваю одежду в узел, чтобы унести вниз. Задергиваю шторы, включаю лампы, отгораживаюсь от ночи. Я знаю, что у нее в спальне припрятан еще один мобильник, нахожу его в ящике туалетного столика и включаю. Сообщение от Энди, к которому обратились насчет интервью для журнала. Естественно, сначала он должен спросить у нее разрешения. «Безусловно, действуй», – пишу я в ответ. В ближайшие несколько недель наверняка не будет отбоя от желающих взять интервью.

Я оглядываюсь, беру подушку с кресла у окна и поворачиваю ее так, чтобы узор «турецкий огурец» располагался на ней правильно – с моей точки зрения, это толстым концом завитка вверх. Ветер крепчает. Дует прямо в окна. Я слышу знакомые звуки: это скребут по стеклу ветки магнолии. Надвигается гроза, поэтому охранник даже не высунется наружу, это исключено. Как ей, должно быть, досадно: за долгие годы она столько денег вбухала в охрану, а теперь, когда ей так нужна помощь, рядом никого нет.

– Я только схожу вниз. Ненадолго, – предупреждаю я, выхожу и запираю ее в комнате.

Странное ощущение: я в «Минерве», сама по себе. Не то чтобы одна, это я помню, но ощущение такое, будто я у себя дома. Наконец-то на своем месте. Меня больше не пожирают заживо, а окутывают коконом и оберегают.

В кухне я достаю из морозилки контейнер с овощным супом, приготовленным Маргарет, и размораживаю его на плите. Подумываю, не съесть ли тарелочку, но мне не до еды. В суп я добавляю еще одну дозу. Это средство не яд, от него она не умрет. Всего лишь расслабится. Быстрее уснет. Флунитразепам. Из той же группы препаратов, что и диазепам, которым пичкала меня Стелла Паркер. Я достаю из кармана нож для фруктов, режу яблоко, выкладываю ломтики на тарелку. Нож до сих пор безупречно острый. Его берегли все эти годы. Я нагружаю поднос и несу его наверх, а возле двери ставлю на пол, чтобы отпереть ее.