Секретарь - [27]

— Я верну тебе в следующем месяце. Ты выйдешь?

— А может ты поднимешься?

— Не, не в кайф. Ты это… можешь, со мной до магазина? Чтобы меня в игровые автоматы не потянуло.

— Блин, у тебя запросы. Ладно, — Лёшка вытер руки. — Сейчас спущусь.

Он заглянул в комнату. Динкины феи негромко плевались молниями и взмахивали палочками, сама Динка что-то усердно раскрашивала в альбоме.

— Мама когда будет? — спросил Лёшка.

Сестра посмотрела на него со взрослым укором.

— Не знаю. Наверное, как обычно. Только она на тебя обиделась.

— Бу-бу-бу.

Накинув куртку, Лёшка вернулся на кухню и выложил в ящик кухонной тумбочки две тысячных купюры. Пусть. По крайней мере, честно.

— Я еще вернусь! — крикнул он, захлопывая дверь.

Жижа стоял под прилепившимся к козырьку плафоном, грустный, волосатый, гипнотизирующий взглядом сигаретный окурок, брошенный кем-то мимо урны. Увидев выходящего из подъезда приятеля, он вытянул из кармана ладонь.

— Привет.

Лёшка пожал Жиже руку.

— Ну что, пошли?

— Только не в «Комету», там дорого. Давай в эту…

— В «Пятёрочку»?

— Ага.

Они двинулись мимо ограждающих барьерчиков. За барьерчиками что-то уже вовсю цвело, вовсю разбрасывало соцветия и играло красками.

— Дались тебе эти автоматы, — сказал Лёшка, пиная пивную пробку. — Не в первый раз же уже влипаешь.

— Да как-то… — Женька пожал плечами. — Все джекпот хочу срубить. Только не получается. Рядом бродит.

— Ты б завязывал.

— Да знаю, — скривился Жижа. — Что я, тупой что ли?

— Ну, так сразу сказать нельзя…

Они пересекли по «зебре» улицу, оставив позади стеклянную коробку торгового центра. На широких ступеньках центра приплясывали, непонятно что рекламируя, две двухметровые поролоновые белки: одна рыжая, а другая почему-то черная.

— Черная — это явно скунс, — сказал Женька.

— Белка после пожара, — выдвинул версию Лёшка.

— Тогда это промо-акция пожарной службы.

«Пятёрочка» пряталась в глубине двора за утыканной спутниковыми антеннами десятиэтажкой. У торца стоял фургон, из него разгружали запаянные в целлулоид бутыли лимонада и колы.

— А у тебя как дела? — спросил Жижа.

— Нормально. Сегодня красил стену.

— Фигасе! Я думал, ты секретарём устроился.

— Там сложнее, — сказал Лёшка. — Я сегодня всё точно выясню. Ты случайно не слышал таких имён: Фраги, Сомбаль, Шикуак? Гейне-Александра?

Жижа покачал головой. Стеклянные створки «пятёрочки», впуская, распахнулись перед ними. Загородка, ряд шкафчиков, целый «поезд» из сцепленных тележек.

— Может слова знаешь — ойме, кришч, сквир, кнафур?

Жижа взял пластиковую корзинку.

— Это они тебе там втирают? — спросил он.

— Я просто пытаюсь сообразить, откуда это может быть. Это ж не английские слова, не немецкие. И имён я таких не слышал. Ладно бы там Бессон…

— Или Шварценеггер!

— Хотя бы. А так — даже не знаю.

Они пошли вдоль полок с молочными продуктами, Женька взял упаковку сметаны и брикет сливочного масла.

— Хочешь версию?

— Давай, — кивнул Лёшка.

Жижа свернул к хлебному стеллажу.

— Им что-то от тебя надо, — сказал он. — Причём надо, чтобы ты им всё отдал сам.

— Что отдал?

Жижа пожал плечами и сунул в корзинку батон и половинку ржаного.

— Не знаю. Мне кажется, тут хитрая комбинация. Придуманы слова, придуманы какие-то личности. Ясно, что не просто так. Ещё штука эта костяная.

— Хельманне, — сказал Лёшка.

— Засеки, и для неё своё слово. Они перед тобой явно спектакль разыгрывают. У тебя нет богатого дяди где-нибудь за границей?

— Тогда уж сначала занялись бы отцом.

— А может дядя завещал миллионы именно тебе?

— Ага, граф де Сазон! И зачем так сложно? Я ж случайно их объявление увидел. А не увидел бы? Что, домой заявились бы?

— М-да… — Женька задумался. Они обошли ещё несколько отделов, прибавив к продуктам в корзинке бутылку растительного масла, полкило молочной колбасы и сырную нарезку. — Тогда, честно, не знаю. А ты можешь поподробней?

Лёшка вздохнул.

— Не могу, Женька. Мне сказали, чтобы я особо не распространялся.

— Корпоративная этика? — хмыкнул Жижа.

— Скорее, из соображений безопасности.

— Точно что-то нечисто, — уверенно заявил приятель, прихватил пакет сахарного песка, и они направились к кассе.

Лёшка отдал Женьке пятьсот рублей.

— Погоди.

Жижа умотал обратно к стеллажам и вернулся с десятком яиц в картонной коробке.

— Всё?

— Ага. Яйца из головы вылетели.

Лёшка фыркнул. Забавно. Они расплатились. Вышло даже меньше четырехсот. Женька вручил Лёшке сдачу.

— Может, оставишь себе?

— Что я, себя не знаю? — вздохнул Жижа, стягивая пакет с нагруженными в него продуктами с ленты. — Так и долг меньше. Вот если бы пива ещё…

— Здесь не продадут, — сказал Лёшка.

— Это понятно. Может, до ларька? Тут недалеко есть.

«Пятёрочка» снова распахнула двери, теперь уже на выход. Ребята сошли по ступенькам. Прокатила коляску женщина, выстукивая палочкой по асфальту, просеменил старичок.

— Так что, до ларька? — повторил вопрос Женька.

Лёшка задумчиво кивнул.

— Если меня дурачат, то очень натурально, — сказал он.

— Бывает. Значит, за куш можно и подурачиться.

— Понимаешь, есть такие вещи, про которые нельзя сказать, что это дурачество.

— Ну, какие, например?

Ожидая ответа, Жижа повернул голову. Лёшка вдруг показался ему резко повзрослевшим, посерьёзневшим, очертились губы, скулы. В глазах появилась странная озабоченность.