Секретарь - [17]

— Ну что, верх или низ?

Лёшка попробовал забраться на козлы — сооружение заплясало под ним, грозя развалиться и погребсти. Не то что красить, стоять на нём не представлялось возможным. А голову свернуть — запросто. Так потянешься за красочкой и — ага.

— Не, — сказал Лёшка, отступая, — я низ.

— Тогда так, — Штессан развернул козлы поперек коридора, — я — эту часть, ты — ту. Потом меняемся.

На каждого выходило по два метра. На час работы, наверное, если не меньше. Иахим, перемешав, разлил краску по кюветам.

— Макаешь, прокатываешь от лишнего, проходишь два раза.

— Вы словно не солдат были, а маляр, — Лёшка присел к своей кювете.

— Эх, парень, кем мне только не приходилось быть!

Штессан подмигнул и легко вспрыгнул на козлы.

Лёшка даже рот открыл. Стоял человек, потом раз! — неуловимо сжался, оттолкнулся ладонью от доски и в следующее мгновение уже зафиксировался на этой доске двумя ногами.

Бэтмен какой-то!

— Тазик подай.

— Что?

— Тазик, — Штессан показал на кювету и край козел у стены.

— Ясно.

Лёшка поставил Иахиму кювету, испачкав в краске большой палец. Палец даже вытереть было нечем. Не о халат же?

— Бумагу постели, — сказал Штессан, глядя на Лёшкину задумчивость с высоты.

— А где…

— Сразу направо.

В небольшой комнатке, заваленной всякой строительно-ремонтной дребеденью: мешками ротбанда, какими-то панелями, раковинами, целофаном, керамической плиткой, рулонами утеплителя, уголками и прочим, бумага нашлась не сразу. Пачку старых рекламных газет Лёшка обнаружил только после торопящего окрика из коридора. Кто-то не самый умный утрамбовал её между обрезками досок. Додумался.

Краска уже присохла, и оттереть палец до конца не получилось. Загар, блин. Нет, постепенное превращение в китайца. Начинается с маленьких желтых пятнышек.

— Парень, ты там не заснул? — спросил Штессан.

— Да кое-как нашёл.

Лёшка выполз из комнатки и бросил газетный ворох на пол. Затем, присев, расстелил у стены пестрящие объявлениями экземпляры многотиражки. Сдам квартиру, куплю металлолом, ласковая кошечка ищет хозяина.

— И с моей стороны, — сказал Штессан.

— Блин.

— Думай головой. Если тебе нужны газеты, то и мне они нужны тоже.

Лёшка протиснулся между стеной и козлами. Газеты легли не аккуратно, но Штессану он, блин, и не нанимался. Слугу нашли, ага. Подай-принеси.

— Всё.

— Тогда начали.

Штессан наклонился к кювете.

Лёшка посмотрел, как под липким шуршанием его валика грязно-серая поверхность превращается в ярко-жёлтую, и решил, что зря не полез наверх. С козел красилось легче. Штессан вообще был как автомат. Робот. К кювете — от кюветы, к кювете — от кюветы. А в промежутке — ших-ших по стене. И, блин, ни капельки краски на полу.

— Ты как там? — на мгновение отвлекся Иахим.

— А-а… я это… нормально, — Лёшка сноровисто задвигал валиком по кювете. — Сейчас примерюсь… А мы глюков от краски не нахватаем?

— Чего?

— Не задохнёмся?

— Крась давай.

И снова сверху полетело — ших-ших, ших-ших.

Лёшка упёр валик в стену. Вни-и-из. Кривоватая жёлтая полоса легла на серое, истончаясь и бледнея с каждым сантиметром.

И как тут делать два прохода?

Лёшка поволохал валик в кювете и, не отжимая лишнее, быстро перенёс его к стене. Краска потекла наплывами, капелью пролилась на газеты. Зато два прохода точно было. Вниз и вверх. Во, теперь нормально.

Он полюбовался сделанным. Правда, у Штессана уже чуть ли не половина была закрашена. На козлах всё-таки быстрее получается.

Лёшка потёр ладони о халат и принялся красить дальше.

Краска почти не пахла и впитывалась хорошо. А вот кисть руки от нажима на валик да постоянного движения стала ныть непереносимо.

Лёшка со свистом втянул воздух и сел у противоположной стены.

— Что? Всё? — обернулся Штессан.

— Всё, — кивнул Лёшка.

Иахим посмотрел на Лёшкину работу.

— Тут и трети нет.

— Рука…

Лицо Штессана приняло свирепое выражение.

— Ну-ка, встал и докрасил.

— Не могу, — Лёшка для убедительности простонал. — Я, наверное, что-то вывихнул.

— Ясно.

Штессан легко спрыгнул с козел. Несколько секунд он вглядывался Лёшке в лицо, выискивал что-то сквозь прищур, затем схватил его за ворот халата.

Лёшка почувствовал, как ткань впилась в горло.

— Эй, — прохрипел он, — вы чё?

— Ничё.

Штессан сжал ворот сильнее и потащил Лёшку по коридору. Только не в сторону кабинета, не к Мёленбеку, а к комнатам за обеденным залом.

Лёшка шкрябал ногами, но встать у него никак не получалось, кулак Иахима мешал, дыхание прерывалось, линолеум скользил, и даже какие-то круги в глазах поплыли.

— С-сюда, вянгэ.

Штессан поддернул сильнее, Лёшка больно треснулся об угол косточкой, и на весу, на коленках, помогая себе руками, пополз следом.

Слёзы обожгли уголки глаз. Обида заклокотала в горле. Ненавижу! Какое он имеет право? Я же не сделал ничего!

— Я вам что… собака? — всхлипнул Лёшка, не понимая, куда и зачем его волокут.

Под ладонь попалась ступенька.

Они поднялись на второй этаж, и тут Штессан, разжав кулак, опрокинул Лёшку на жесткий, пружинисто прогнувшийся пол.

— Слушай, вянгэ!

— Я не вянгэ, — ожидая удара, зажмурился Лёшка.

— Ты — вянгэ, пока я не скажу обратного, — ощерился, нависая, Штессан. — Даже если Солье этого не одобрит…