– Как ты посмел проводить тест на отцовство за моей спиной? – сказала она сдавленным голосом. – Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя.
Его губы странно скривились. Он вынул из кармана конверт.
– Здесь результаты анализа. Как ты можешь видеть, конверт запечатан. Печать лаборатории не нарушена.
Она смотрела, как он шел к печке и обматывал руку тряпкой, прежде чем открыть металлическую дверь. Потрескивание и шипение огня громко звучали в тишине комнаты.
– Подожди! Что ты делаешь? – закричала она, когда увидела, как он бросает конверт в печку. – Неужели ты не хочешь узнать, что Лукас твой сын?
Может быть, ему было все равно. Она могла смириться с тем, что он не хочет ее, но было мучительно сознавать, что он отвергает своего ребенка. Она шагнула вперед и попыталась дотянуться до письма, но оно уже почернело и скрутилось по краям.
– Осторожно, ты можешь обжечься. – Андреас схватил ее за руку и оттащил от печки. – Я получил результаты пару недель назад, но я не стал открывать конверт, просто сунул его в ящик стола. – Он повернул ее к себе, положил руки ей на плечи. – Я знаю, что Лукас мой сын. Я также уверен, что у тебя никого не было, кроме меня.
Она покачала головой, пораженная настойчивостью в его голосе и пристальностью его взгляда. Его глаза были почти черными, но она не могла поверить, что его лицо и правда выглядит таким опустошенным.
– Если ты мне поверил, зачем же тогда заказал этот тест? Ты сделал это, потому что не доверял мне. Но почему? – Ее голос дрогнул. – Я для тебя ничего не значу.
– Это не так. – Он стиснул зубы, увидев выражение недоверия на ее лице. Он отпустил ее и провел рукой по волосам. – Я совершенно забыл о проклятом тесте ДНК.
– Ты забыл о нем?
– Я почувствовал, что Лукас мой сын, как только его увидел. Но три года назад моя бывшая любовница утверждала, что беременна от меня. Я знал, что она спала не только со мной, и потребовал провести тест ДНК. Вместо этого Сэйди продала таблоидам историю о том, что я, являясь отцом ее будущего ребенка, отказываюсь им помогать. Ты можешь себе представить заголовки в бульварной прессе, – резко сказал он. – Например: «Миллиардер отказывается платить за подгузники своего ребенка».
Андреас тяжело вздохнул.
– К тому времени, как суд помог мне добиться проведения теста ДНК, который доказал, что Сэйди солгала и тот ребенок не был моим, ущерб моей репутации был нанесен. Мой отец был взбешен тем, что скандал плохо отразился на делах «Карелис корпорейшн». А вскоре после этого скандала я чуть не погиб в гонке на мотоцикле. Если бы я не провел следующие несколько месяцев в реанимации, я бы подал в суд на Сэйди за клевету.
– Но почему она солгала? – У Айлы голова шла кругом от рассказанной Андреасом истории.
– Из‑за денег, конечно, – мрачно ответил Андреас. – Она знала, что ребенок не от меня, но ей удалось продать историю за сотни тысяч фунтов.
– Если бы ты мне рассказал о Сэйди раньше, я бы смогла понять, почему ты так хочешь получить доказательства, что Лукас твой сын. – Она прикусила губу. – Твое недоверие сильно ранило меня. Мне уже стало казаться, что мы настоящие друзья, когда я вдруг нашла это письмо из клиники. И это заставило меня думать, что наши отношения безнадежны.
Андреас отвернулся от нее и подошел к окну, словно не хотел встречаться с ней взглядом, подумала Айла. Глядя в окно, она увидела в саду голую яблоню, с ветвей которой осенний шторм сорвал последние листья. Несмотря на веселый огонь в камине в гостиной, она поежилась.
– Я был охвачен желанием с первой секунды, как только увидел тебя в доме отца в Кенсингтоне, – сказал он. – Если честно, я предполагал, что химия между нами исчезнет довольно быстро. Ни одна другая женщина не занимала мои мысли так долго. И я напомнил себе, почему не хочу связываться с тобой.
Он повернулся к ней и слегка прищурился, когда она издала приглушенный звук, выдавший, как сильно он ее ранил.
– В детстве я наблюдал, как моя мать впадала в депрессию и безумную одержимость, которая в конечном счете уничтожила ее. Все из‑за того, что она не смогла завоевать любовь моего отца. Я был полон решимости не повторять ошибок брака моих родителей в наших отношениях.
Айла думала, что он не сможет ранить ее больше, но поняла, что ошибалась.
– Ты боялся, что я буду несчастна, как твоя мать, потому что я люблю тебя, а ты не испытываешь ко мне подобных чувств? Боже, Андреас, – она с трудом могла дышать, – тебе так нравится унижать меня?
Он быстро пересек комнату и схватил ее за плечи, его пальцы впились в нее. Его глаза сверкали на напряженном лице, а рот искривился.
– Нет, omorfia mou. Я боялся, что если признаюсь себе, что люблю тебя, зная, что ты меня не любишь, что ты не можешь любить меня, поскольку никто никогда не любил меня по‑настоящему, то мне придется всю жизнь страдать, тосковать по чему‑то, что никогда не будет моим. Тосковать по твоей любви, – хрипло произнес он с таким отчаянием в голосе, что Айла задрожала.
– Но ты выгнал меня, – прошептала она. Ей до сих пор было горько вспоминать, как холодно он с ней разговаривал в своем офисе в Афинах, когда она сказала ему о своей беременности.