Секрет Высоцкого - [13]

Шеф говорит:

— Зажрался. Денег у него — куры не клюют... Самые знаменитые люди за честь почитают его в дом к себе позвать, пленку его иметь, в кино в нескольких сразу снимается, популярность себе заработал самую популярную и все ему плохо... С коллективом не считается, коллектив от его штучек лихорадит...

И шеф, получается, несчастный человек по-своему.

Невнимательны мы друг к другу и несчастны должны быть очень этим, а мы и не замечаем даже этого.

У моего Зайчика жестокое сердце, или он делает вид, что так. Сейчас говорили о том, что я написал выше:

— Зачем ты этот бред сивой кобылы пишешь? О ком легенды, какие легенды?! К Высоцкому ли невнимательны? Если бы невнимательны, его бы давно в театре не было...

А что такое «в театре», что такое «театр», почему он должен почитать за счастье свое присутствие в нем, а не наоборот? Это ведь ужасно больно сознавать, что кто-то может сказать, что «мы внимательны к нему, иначе его давно бы в нашем коллективе не было». Как это грустно все!!!

30.11.1968

Высоцкий, по его словам, был у профессора клиники им. Семашко. Признали порез (его слово), разрыв связок. Нужно делать операцию, на полгода уходить из профессии. И вчера он не играл «Послушайте!», а сегодня шеф сказал, что в 9 часов у него был концерт. Это уже хамство со стороны друга.

Позвонил Губенко, отказался играть сегодня Керенского. Уговаривали Власова, Глаголин[45], наконец, шеф. Коля бросил трубку: «Не приеду и точка». Шеф предупредил меня: «Возьми текст, повтори, придется играть вечером».

— Больше лихорадить театр не будет, выгоню обоих... (Чего «выгоню», когда Николай заявлений пять уже положил.) Насоныч[46], повтори и ты Хлопушу[47], может случиться, что завтра бросишься, как кур во щи...

Володя жаловался вчера Веньке:

— Бесхозяйственно мы живем... Встречаемся на «Мосфильме» с Валерием как чужие... Я понимаю, что я виноват, мне очень плохо, Веня, я люблю тебя.

А я избегаю его. Мне неловко встречаться с ним, я начинаю волноваться чего-то, суетиться, я не знаю, как вести себя с ним, что сказать ему, и стараюсь, перекинувшись общими словами, расстаться поскорее, и чувствую себя гадко, предательски по отношению к нему, а что сделать — не знаю.

01.12.1968

После «10 дней» вчера репетировал с Шестаковым. Он может сыграть лихо, а я, кажется, предаю Высоцкого — очень уж энергично помогаю Севе.

02.12.1968

Шеф:

— Беда Высоцкого даже не в том, что он пьет. На него противно смотреть, когда он играет трезвый: у него рвется мысль, нет голоса. Искусства бесформенного нет, и если вы чему-нибудь и научились за четыре года, то благодаря жесткой требовательности моей, жесткой форме, в которой я приучаю вас работать. Он обалдел от славы, не выдержали мозги. От чего обалдел? Подумаешь, сочинил пять хороших песен, ну и что? Солженицын ходит трезвый, спокойный; человек действительно испытывает трудности и, однако, работает. Пусть учится или что. Он а-ля Есенин, с чего он пьет? Затопчут под забор, пройдут мимо и забудут эти пять песен, вот и вся хитрость. Жизнь — жестокая штука. Вот я уйду, и вы поймете, что вы потеряли...

04.12.1968.

Высоцкого уложили в больницу. Врачи констатировали общее расстройство психики, перебойную работу сердца и т. д. Обещали ни под каким предлогом не выпускать его из больницы два месяца. На Володю надели халат и увели. Он попросил положить его в 5-е отделение, но главврач не допустила этого. В 5-м молодые врачи, поклонники его песен, очевидно, уступают его мольбам, просьбам, доверяют ему, и он окручивает их. 10 декабря начинаются у него съемки в Одессе. Я попросил Скирду передать Хилькевичу[48]: если он любит, уважает и жалеет Володю, если он хочет его сберечь, пусть поломает к черту его съемки, сошлется на запрет худсовета или еще чего. Либо пусть ждет два месяца, но вряд ли это возможно в условиях провинциальной студии у начинающего режиссера. Но поломать съемки необходимо.

У Андрея Вознесенского на квартире, перед банкетом «Тартюфа», состоялось заседание друзей Володи, с его присутствием. Друзья объясняли ему ситуацию и просили не пить, поберечь себя, театр... Володя обещал. Зоя[49] спрашивала меня на банкете: «Правду говорят, что он зазнался? Мы этого не заметили с Андрюшей...»

09.12.1968

Шеф ездил вчера к Высоцкому, уговаривал зашить бомбу, мину смертельного исхода от алкоголя. Володя не согласился: «Я здоровый человек».

Шеф:

— Когда идет турбина вразнос — это страшно... Разлетается к чертям собачьим на мелкие кусочки... Так дурак Высоцкий пускает себя вразнос. Врачи говорят, если он будет так продолжать, через три года — все.

11.12.1968

Вчера читал Полоке, Щеглову[50], Кохановскому, Высоцкому свой окончательный вариант письма (об «Интервенции»), одобренный Шацкой. Принято без единой поправки и признано талантливым.

Убеждал Высоцкого, почему ему нельзя категорически уходить из театра и надо писать письмо коллективу. «Если сам не хочешь, давай я напишу». Высоцкий хочет заявить о себе кинозрителю. Он думает это сделать в фильме Хилькевича, в Одессе. Дай Бог, но у меня не лежит душа к этой затее.

Высоцкий (обо мне):

— Золотухин — человек щедрый на похвалу... Он не боится хвалить другого, потому что внутри себя уверен, что сам он все равно лучше.