Секрет покойника - [136]

Я знал, что мне делать. Я подыскал подземелье вроде этого и превратил его в застенок для пыток. Я тщательно отслеживал слух о любом магистрате, который перестал приносить жертвы старым богам, о любой женщине, которая не вышла из дома в воскресенье.

Однажды, зимой, мои соглядатаи донесли мне, что в доме некоего купца прячется христианин. Они обыскали дом, но так ничего и не нашли. Правда, они обратили внимание на то, что отопление в доме не работает. Тогда они развели огонь и стали ждать. И верно, вскоре из гипокауста[22] под полом донеслись крики. Так вот где, оказывается, прятался христианин. Чего они не подозревали, так этого того, что он и не собирался выходить наружу.

Когда открыли задвижку, то увидели, что он пытается сжечь какой-то манускрипт — в том самом пламени, которое развели, чтобы его выкурить. Разумеется, им стало любопытно, что это такое. Они схватили христианина вместе с его манускриптом и привели ко мне.

Он ничего мне не сказал. Я испробовал все инструменты в моем арсенале, но он как будто даже обрадовался этому. Он мечтал стать мучеником. Но манускрипт, — Порфирий вздохнул, как будто на него давил тяжкий груз, — манускрипт поведал мне удивительную историю. Надеюсь, тебе известно, что христианский бог Иисус Христос был распят во времена Тиберия?

Конечно, известно. В числе своих первых реформ Константин запретил распятие как вид наказания, ибо счел его оскорбительным.

— Когда Иисуса сняли с креста, его последователи сохранили этот крест как память о его пребывании на земле. Когда же Иисус восстал из мертвых, до них дошло, что крест наделен невиданной силой. Ведь это оружие, убившее самого Бога! И они спрятали его в тайном месте, о существовании которого знал лишь узкий круг посвященных. Эта тайна одиннадцать раз передавалась из поколения в поколение. И все они перечислялись в этом манускрипте. Если внимательно прочесть этот список, нетрудно догадаться, где был спрятан крест.

— И ты его нашел?

— Не сразу. Мои старания не остались незамеченными, и Симмах вернул меня в Никомедию. Гонения сделали свое дело: с высоких должностей удалили всех христиан, так что возможностей для карьерного роста было хоть отбавляй. Но историю с манускриптом я не забыл. Спустя годы, уже в изгнании, я задумался о том, а вдруг она верна? Может, она поможет моему возвращению в Рим? Я отправил Константину несколько своих поэм в надежде произвести на него впечатление, но он не желал даже слышать мое имя. А потом я узнал, что случилось с Криспом.

В темноте что-то шевельнулось, как будто некое чудовище из древнего мира звякнуло цепями, которыми оно было приковано к стенам своей пещеры.

— В манускрипте содержалось предание, которое дошло до нас от первых христиан: в тот день, когда Иисус был распят на кресте, кровь Спасителя пропитала собой дерево, из которого этот крест был сделан, и изменила его. С тех пор, утверждает легенда, крест этот наделен способностью воскрешать людей из мертвых.

Мои уши еще ни разу не слышали столь абсурдных вещей! Я не смог удержаться от смеха. Ответом мне стало укоризненное молчание темноты. Порфирий не шутил.

— Нетрудно было предположить, что императрица Елена приняла смерть любимого внука близко к сердцу. Я написал ей письмо, в котором намекнул на то, что мне стало известно. Елена была женщина благочестивая, и главное, убита горем и потому готова поверить во что угодно. Она вернула меня из изгнания, выслушала и тотчас же отправилась в Палестину.

Эта часть его истории мне известна. Не успели вымести с римских улиц мусор, оставшийся после вициналий, как Елена отправилась в Иерусалим. Тогда мы все решили, что поездка эта — нечто вроде ритуального очищения после истории с Криспом, или же ей хотелось оказаться как можно дальше от Константина. Вернулась она из Палестины лишь через год и вскоре после этого умерла.

— Она нашла истинный крест, — говорит Порфирий. — Следуя тем подсказкам, которыми я ее снабдил, она нашла его и привезла в Рим. К тому времени благодаря ее покровительству я уже был претором города, а вскоре стал и префектом. Поместье Дуас Лаурос было под моей опекой, — в голосе Порфирия вновь слышатся насмешливые нотки. — Если не ошибаюсь, ты тоже там как-то раз побывал.

Верно. Побывал. Однажды, в июне того же проклятого года. Константин прошел ритуал вициналий, словно статуя, а сотня тысяч римлян смотрели и бурно выражали свое ликование, притворяясь, будто никогда не слышали ни о каком Криспе. Помнится, что однажды вечером, когда Константин напился допьяна, я проскакал верхом три мили по Виа Касилина, что вела вон из города, к старому кладбищу, посреди которого Константин возвел свой мавзолей. Со мной были два верных гвардей-ца-схолария и длинный гроб, который мы привезли из Пулы.

Я до сих пор помню тень огромной ротонды над старыми могильными плитами, лязг замка и топот наших ног по ступенькам, что вели в подземелье. Помню лампы, что, подобно глазам, взирали за нами со стен, длинные тени, которые они отбрасывали в бесконечные тоннели. Помню глухой удар, когда мы захлопнули крышку саркофага в самой глубокой, самой дальней части катакомб. Помню эхо, которое разнеслось по тесной камере, как с потолка посыпались пыль и песок, и приступ ужаса, при мысли, что я могу быть похороненным заживо вместе с тем, кого я убил. Помню слезы, что катились по моему лицу, когда я, поцеловав крышку саркофага, прошептал слова прощания.