Секрет подземелья - [7]

Шипение детёнышей переросло в громкий визг. Они заметались, захлопали крыльями в безуспешных попытках взлететь и высыпали из каменной ограды, окружавшей их гнездо. Когда над ними нависла тёмная тень, они, сбившись в одно несуразное многоголовое чудовище, заскрежетали и защёлкали челюстями.

Пронзительный визг переполнял голову того, кто призывает зиму, и глаза под костяной маской сузились; он схватил одного из детёнышей и, будто отжимая мокрую тряпку, свернул ему шею. Послышался треск позвонков, змеёныш обмяк и был отброшен в сторону; тот, кто призывает зиму, потянулся ко второму существу, затем к третьему, – и так до тех пор, пока не передушил всех гнездозмеев, бросая их тушки себе под ноги.

Он встал на колени возле отверстия, из которого пахло дымом от полыни и гикори, и опустил в него руку в перчатке. Это было похоже на дымоход.

Каменные стенки были гладкими, без трещин, и чем ниже он погружал руку, тем у́же становилось отверстие. Тот, кто призывает зиму, почувствовал, как похожее на трубу отверстие изгибается, и мысленно отметил для себя угол и направление. Затем, поднявшись, он дотянулся до туши самца гнездозмея и втиснул её в отверстие, заткнув его. Сверху он уложил и тушу самки.

Тот, кто призывает зиму, любовался своей работой, усевшись на корточки. Отверстие было почти перекрыто, но дым всё ещё просачивался тонкой струйкой между тушами гнездозмеев.

Тот, кто призывает зиму, осмотрелся. Его взгляд упал на груду мёртвых змеёнышей. Он брал их по одному и тёплыми гибкими тельцами затыкал все щели, пока запах горящего дерева не исчез, а дым не перестал струиться.

Тот, кто призывает зиму, поднялся на ноги.

Там, где был дымоход, должен был располагаться надёжный, скрытый от посторонних глаз очаг, согревающий сгрудившихся вокруг него, ничего не подозревающих спящих людей, которые пережидают зиму в своём укрытии. Судя по углу дымохода, оно находилось где-то на другой стороне горы.

Где-то рядом.

Глава пятая

Услышав скрежет камня о камень, Мика поднял голову. Порыв ледяного ветра обжёг лицо, голые руки от холода сразу покрылись гусиной кожей. Глотнув морозного свежего воздуха, он вдруг понял, насколько душным и спёртым был воздух у них в укрытии.

Мика сидел на своём матрасе, поджав под себя ноги и обложившись инструментами для работы по дереву, обрывками кожи, катушками верёвки и кишечной нити. В одной руке юноша держал квадратный кусок кожи озёрного змея, а в другой – свой нож, которым вырезал в коже два небольших отверстия. Рогатка, над которой он корпел, лежала у него на коленях.

Снова послышался скрежет. Мика наклонился, заглянул в низкое отверстие, ведущее из спальни в кладовку, и увидел, как Илай задвигает на место каменную плиту, закрывающую вход в зимнее укрытие.

Мика отложил рогатку, поднялся на ноги и через узкую щель проскользнул в соседнюю комнату.

– И как там, Илай? – спросил он.

– Холодно, – ответил скалолаз, стряхнув с плеч снег и сбросив капюшон.

Капли воды блестели у него на волосах, бровях и даже на кончике носа. Пару раз он энергично обхватил себя руками и похлопал по плечам. Потом снял перчатки, куртку, шарф, шляпу и повесил всё возле входа.

– Холодно, как никогда. И метель.

Мика кивнул. Если бы не холод и метель, Илай ни за что не вышел бы наружу: только в такое ненастье он мог решиться покинуть укрытие. Сильный снегопад уменьшал риск быть замеченным и в мгновение ока заметал следы.

– Если мы не хотим, чтобы нас нашли, у входа не должно быть никаких следов, – объяснил Илай, когда Мика первый раз спросил его, почему он именно в такую погоду покидает укрытие. – Оставить следы – это всё равно, что постелить у входа коврик с надписью «Добро пожаловать».

Конечно, лучше всего им было бы и вовсе носа наружу не высовывать. Но это было невозможно, иначе пещера превратилась бы в одну большую сточную канаву. За две-три недели даже при экономном расходовании песка и соли, неглубокая яма в углу маленькой комнаты переполнялась и начинала смердеть. Примерно раз в четыре недели, когда снаружи бушевала самая лютая непогода, Илай и Мика сгребали содержимое ямы в ведро; скалолаз уносил его как можно дальше от пещеры и вываливал в глубокий снег.

– Вы что-нибудь… видели? – спросила Фракия.

Она стояла у входа – как и всегда, когда Илай уходил. Каждый раз, когда каменная плита отодвигалась, она оставалась караулить, осторожно высовывая голову наружу и нетерпеливо оглядывая небо, пока Илай не возвращался и не закрывал за собой каменную дверь. Она ждала его возле входа, обхватив себя руками, стуча зубами от холода и опустив глаза в пол.

Порой Мика думал, что, несмотря на вечные разочарования, Фракия жила этими мгновениями, надеясь на чудо – что в следующий раз всё будет по-другому. Когда каменная плита отодвинулась, девушка снова не увидела того, чего искала; но оставалась надежда, что видел Илай.

Однако он ничего не видел.

– Никого и ничего, – сказал он ей, качая головой. – И, думаю, ещё долго не увижу. Зима свирепствует. Ветер поменял направление, и снег валит стеной. Если так продолжится, то завтра примерно к этому времени нас заметёт, и мы окажемся глубоко под снегом.