Секрет королевы - [36]

Она встает и разглаживает складки своего темного платья. Никому не полагается вставать, пока я не разрешу, но мне нравится, что она ведет себя со мной не как с королевой, а как с членом Гильдии.

– Вы не могли бы… – начинаю я, сама точно не зная, о чем я хочу спросить. – Вы не могли бы…

– Связаться с вашими тетушками? Конечно, ваше величество.

– Я опасаюсь, что если я им напишу, то письмо перехватят и прочтут. – Я встаю и закутываюсь в шаль. – Я действительно не знаю, кому я могу доверять в этом замке, и уж конечно, я уверена, что не могу доверять никому в Монтрисе за пределами его стен.

Вария улыбается, и я вижу, что она сочувствует мне.

– Понятно, – говорит она. – Куда безопаснее, если об Обсидиановом Монахе вашим тетушкам сообщу я, чем если вы отправите им официальное послание. Я придумаю способ это сделать. Не беспокойтесь.

– Мне очень нужен их совет.

Теперь, когда Вария отпустила мою руку, я дрожу от холода и чувствую себя почти на грани слез. Эта знахарка из Гильдии Очага напомнила мне женщин, которых я люблю и которых мне недостает.

Вария закутывается в сиреневый плащ и ждет, пока я ложусь обратно в кровать. Мне надо снова начать изображать инвалида, поскольку сейчас это мое единственное оружие. Знахарка открывает дверь, и я слышу, как она говорит с леди Маргаритой. Дверь закрывается, и я остаюсь одна.

Хорошо встретить кого-то, кто знает моих тетушек. Кто своими глазами видел, как поженились мои родители. Реновия кажется мне сейчас такой далекой, но и моя мать, и мои тетушки находятся там. Как и Кэл. Как и все, кого я люблю, а сама я здесь, в Монтрисе, одна-одинешенька. И выхода у меня нет, я никуда не могу деться от этой фигуры темного монаха, что пляшет в пламени в моем камине, дразнящей меня, дразнящей нас всех.

Глава 17 Сирень

После визита Варии прошло всего два дня, а я уже изнемогаю от скуки. Невыносимо сидеть взаперти. Скверно торчать в четырех стенах и тогда, когда ты действительно больна, а если ты только изображаешь болезнь, то тем более. Я жажду потренироваться, попрактиковаться в стрельбе – все что угодно, лишь бы не терять время попусту день за днем.

Когда в комнату впархивает одна из моих фрейлин, дабы предупредить меня о том, что ко мне идет герцог Овинь, я упражняюсь с копьем перед камином. После визита Варии я больше не видела в пламени темную фигуру и ничего не слышала об осколке обсидиана, найденном в часовне. Когда я пригласила к себе лекаря, он сказал мне, что он так и не продвинулся в выяснении того, какое вещество было использовано для убийства отца Юнипера.

Почему-то я уверена, что герцог идет ко мне не затем, чтобы обсуждать это расследование.

У меня почти нет времени для того, чтобы лечь в кровать и снова начать изображать инвалида. Я откидываюсь на подушки, надеясь, что мои щеки не слишком разрумянились от упражнений. Копье я засунула под кровать, впрочем, даже если герцог увидит его, надеюсь, он решит, что я держу его рядом на случай ночного нападения, а не потому, что мне хочется попрактиковаться, дабы самой идти на врагов.

После дежурных поклонов и нетерпеливых вопросов о моем здоровье – как будто ему это интересно – герцог переходит к делу.

– Ваше величество, это еще никогда не было так важно, как теперь. Это касается будущего нашего королевства – то есть, разумеется, обоих наших объединенных королевств, – а также сомнений относительно безопасности наших деревень, не говоря уже о безопасности как вашей собственной особы, так и особы короля…

Я сыта по горло этой болтовней.

– Что именно никогда не было так важно, Овинь? Перейдите к делу.

Он удивляется моему вопросу и возмущается тем, что я перебила его.

– Я, разумеется, говорю о Зимних скачках, ваше величество. – Он снова кланяется, вероятно, для того чтобы скрыть свое раздражение.

– О скачках? – повторяю я. Мне надо сделать вид, будто мне это интересно, хотя это и не так. Услышав о них впервые, я сказала Хансену, что было бы лучше устраивать эти скачки в более теплое время года. Хансен был возмущен и начал вещать про то, что это традиция, зародившаяся во времена его прадеда, и что каждый монтрисианец от принца до крестьянина ждет этих скачек с величайшим нетерпением.

– Как и было сказано на последнем заседании Малого Совета, – говорит герцог, глядя на меня как на дуру, – очень важно, чтобы мы провели их так же, как проводили всегда.

– По-моему, именно об этом я и говорила, – отвечаю я. Если герцог и раздражал меня, то теперь он раздражает меня еще больше.

– Совершенно верно, – говорит он с притворной улыбкой. – Нам не стоит без нужды пугать граждан нашей столицы, как вы столь лаконично указали на заседании Совета. Если мы упраздним великую традицию проведения Зимних скачек, то лишим наш народ великолепной забавы.

– Не говоря уже о том, что тогда мы лишим забавы самого короля, – замечаю я.

Хансен обожает скачки. Он обожает все, что позволяет ему делать ставки и – как обычно бывает – терять деньги, все, что позволяет ему развлекаться, не подвергая себя опасности и не испытывая даже минутного дискомфорта.

Герцог игнорирует мое замечание.

– Это также станет удобным случаем для его величества и для вас появиться вместе, чтобы показать вашим подданным, что вы счастливы и благополучны. Несмотря на то что произошло.