Секрет государственной важности - [5]

Шампунька проскользнула возле огромного серого корпуса японского крейсера с золоченой хризантемой на форштевне и направилась к Эгершельду. Теперь стал виден и пассажир в синей робе и серой кепке, полулежавший в лодке. Он задумался и не замечал резких вскрикиваний чаек, кидавшихся на остатки пищи, выброшенные с борта крейсера. Пассажир Василий Петрович Руденко был плотный человек средних лет и среднего роста. Правая его бровь была приподнята и рассечена шрамом. От безделья мысли в голове Руденко густо наползали одна на другую. Он вспомнил свою нелегкую жизнь.

«Скоро пять лет, как отгремела Октябрьская революция. По всей России рабочий и крестьянин крепко взяли власть в свои руки, а наша доля — по-прежнему хоронись в лесах и сопках. В Приморье полно белогвардейцев: и оружием грозят, и кусают больно. Генералов — пруд пруди… Русский народ державу свою строит, а у нас правители, будь им неладно, торгуют народом. А что сделаешь? Сила солому ломит. Народу-то в Приморье не густо, в газетах писали — полмиллиона едва наберется. А Москва далеко.

Интервенты… В России их и след простыл, а у нас до сих пор японцы на шее сидят, да и другие норовят, что плохо лежит, ухватить».

Василий Петрович поднял глаза на иностранные суда, дымившие на рейде. «Ишь ты, откуда только не набежали! — думал он со злобой. — Все за русским добром… А может быть, мне только чудится?» — подшутил он сам над собой.

Руденко зажмурил и вновь открыл глаза. Перед ним, как и раньше, раскинулась лиловая гладь, стоял босой лодочник, лениво ворочавший веслом. И по-прежнему стояли на якорях чужеземные пароходы…

Китаец курил длинную трубку, серебристый дымок быстро таял в прозрачном воздухе.

На лиловой поверхности бухты вдруг забил фонтан. Руденко не сразу догадался, что это кит зашел в бухту. И опять потекли думы. «Богатый у нас край… а живется простому народу туго. Ох, туго… А все почему?! В России партия всеми делами ворочает, а у нас коммунистов травят. Во Владивостоке десять партий, а может быть, и дюжина наберется. Как пауки в банке, дерутся за власть. Если счесть — четырнадцать „правительственных“ переворотов устроили. И все из кожи лезут, чтобы японцам угодить».

Потемнело, словно нашла на солнце туча, — шампунька плыла под кормой океанского парохода без груза. Из воды выступала лопасть винта до самой ступицы. Василий Петрович посмотрел на огромный руль, прочитал на корме понятное слово: «Лондон». «Порт приписки, — догадался он. — Тоже с пустым брюхом пришел». Но вот какой-то толчок изнутри направил мысли по другой дороге. «Товарищ Андрей меня вызывает, и срочно. К чему бы? Скоро узнаю. Засиделся на Русском острове. Надоело, глаза ни на что не глядят. Как бы опять не влипнуть, — на Полтавской еще, поди, не забыли… — Он усмехнулся, вспомнив свое бегство. — А жена как справляется, Сергунька?.. Как они без меня, бедные?»

Две недели Руденко отсиживался на Русском острове после побега из подвала контрразведки. Смешно сказать, он нашел убежище в бывшей императорской военной академии, осевшей в пустой казарме. Вернее, там приютилось то, что осталось от академии. Служителем при академии был его родной дядя. Василий Петрович узнал, что тут живут и несколько заслуженных профессоров, теперь никому не нужных, что здесь штабелями громоздятся чуть ли не сто тысяч томов, когда-то заполнявших стеллажи в здании на Суворовском проспекте Петербурга. С берегов Балтийского моря книги перекочевали к Тихому океану. Академическую библиотеку увезли, чтобы не досталась большевикам.

Руденко помогал дяде присматривать по хозяйству, за старенькими профессорами, но чаще оставался один.

Первое время было очень беспокойно. С часу на час он ждал курасовских ищеек. По ночам просыпался и в страхе ощупывал постель, чиркал спичкой. Нет, он не на Полтавской. Понемногу обвык, и одиночество больше не тяготило его. Он полюбил чудесную природу острова, не уставал любоваться густым лесом, глубокими извилистыми бухтами, ставил силки на зверюшек и птиц, ловил рыбу. Тишина, раздолье. По воскресеньям сюда приезжала владивостокская публика на гулянье. Играли духовые оркестры. Солдаты выползали из казарм. В такие дни Руденко не показывался из своей комнатушки.

Остров был не так уж безобиден. На нем прятались дальнобойные форты. Каппелевцы школили молодых офицеров. Под землей были захоронены огромные склады боеприпасов. На острове жили американские солдаты, охраняющие радиостанцию.

Везде искали контрразведчики сбежавшего моряка, а вот на Русский остров, да еще под крышу бывшей академии, заглянуть не сообразили.

Сегодня карантин с Руденко был снят. Его вызывал уполномоченный партийного центра товарищ Андрей.

Но вот и берег. Старик китаец подогнал шампуньку к гладким камням, торчавшим из воды. У самого берега Руденко одним прыжком выбрался на землю. Лодочник передал ему две плетеные корзины с рыбой. Василия Петровича ждали. Он сразу узнал грузчика Игнатенкова. Друзья расцеловались по русскому обычаю, крест-накрест…

На Эгершельде безлюдно. Владивосток еще не успел протереть глаза от сна. Даже рабочий народ только-только поднимался с постелей. Дымились трубы, хозяйки готовили завтрак.