Секрет для соловья - [20]

Амелия – как легко было называть ее так, ведь она встретила меня тепло и дружелюбно! – показала мне дом, несколько спален, солярий, в котором располагались шезлонги и стулья, мы проходили мимо множества длинных окон и альковов, в одном из которых стояла старинная прялка. Амелия показала мне длинную галерею, увешанную фамильными портретами, и даже привела на кухню, где я познакомилась с кухаркой, не преминув выразить свое восхищение ее кулинарным искусством. Мне была также показана кладовая, где хранилась кухонная утварь и ручные мельницы, с помощью которых до сих пор мололи зерно и измельчали бобы.

С каждым днем я становилась все более дружна с Амелией. Во всем ее облике была какая-то стойкая сдержанная печаль, наполнявшая меня желанием утешить ее. Она любила своего мужа, их совместная жизнь, по всей видимости, протекала вполне счастливо, и вот теперь ей предстояло вскоре потерять его. Амелия чрезвычайно заинтересованно относилась к дому, и показала мне ряд введенных ею усовершенствований: рассказала, что крыша требовала ремонта, а найти устойчивую к погоде черепицу, которая походила бы на средневековую, было очень трудно; показала мне обстановку, выбранную ею для нескольких спален, поскольку, по ее мнению, старая была слишком ветхой и не могла служить долее. Амелия очень любила этот дом, а скоро ей предстояло потерять не только своего мужа, но и свой дом. Однако, неожиданно пришло мне в голову, она ведь может остаться здесь. В конце концов, большие семьи часто продолжают жить в фамильном гнезде. В этом доме она была хозяйкой долгие годы – так пусть он и останется ее домом навсегда.

Заговорить о данном предмете было бы неделикатно, только это меня останавливало. Не обсуждала я этого и с Обри. Ситуация принадлежала к числу тех, что должны разрешиться сами собой.

Мы с Обри часто катались по поместью верхом. Я немного боялась, что окажусь плохой наездницей, но Обри в своей заботе обо мне превзошел самого себя. Он часто нарочно придерживал свою лошадь, а когда мы пускались в галоп, не спускал с меня глаз, и я чувствовала, что он может в любую минуту прийти на выручку. Однако когда мы выезжали в экипаже, он становился безрассудным – так велико было его желание показать мне, какой он умелый возница. И он действительно был таковым – лошади слушались малейшего прикосновения его кнута. Я все больше и больше влюблялась в Обри. Мне нравилась его гордость и всепоглощающая любовь к дому. Теперь я чувствовала как никогда, что он нуждается в моей заботе, и это чувство наполняло меня радостью.

За время моего пребывания в поместье был один или два званых обеда – очень скромные, так как, по словам Обри, с тех пор как Стивен заболел, в Минстере не устраивали шумных развлечений. На них присутствовали несколько соседей, которых пригласили познакомиться со мной, и близкие друзья семейства. Я была представлена родителям Амелии, сэру Генри и леди Карберри, которые гостили у своих друзей в деревне, а теперь возвращались домой в Лондон. Мне они показались очаровательными людьми. С ними пришла молодая женщина, которую представили как достопочтенную Генриетту Марлингтон, дочь старинных друзей. Она тоже гостила в семействе, которое только что навестили родители Амелии, и сейчас намеревалась возвратиться с ними в Лондон и пожить какое-то время у них. Она поразила меня своей несомненной привлекательностью, которая проистекала даже более от ее живости, чем красоты черт. Но, впрочем, красоты ей тоже было не занимать. Она много рассказывала о лондонском сезоне и позабавила нас описанием того, как ее представляли королеве в королевской гостиной. По словам Генриетты, ей пришлось торжественно дожидаться своей очереди, перекинув шлейф платья через левую руку. В тот волшебный момент, когда она вошла в зал, шлейф во всем своем великолепии распустился позади нее. Королева удостоила девушку внимательного взгляда и протянула руку для поцелуя, при этом возникало впечатление, что она как бы взвешивает стоящего перед ней человека и решает, достоин ли он быть представленным ей.

– Говорят, она очень проницательна, – заключила свой рассказ Генриетта.

Было очевидно, что родители Амелии без ума от девушки, и я вполне разделяла их чувства. Оставалось только сожалеть, что их визит так скоро окончился.

Мне часто приходилось оставаться вдвоем с Амелией, так как Обри был занят хозяйственными делами. Ему предстояло многое узнать о поместье, владельцем которого он должен был вскоре стать – ведь долгое время Обри пробыл заграницей, – и поэтому большую часть утренних часов он проводил с управляющим.

Однажды, когда мы в очередной раз остались вдвоем, Амелия заговорила со мной более непринужденно, чем обычно.

– Не представляю, как я буду жить без Стивена, – произнесла она.

– Может быть, – отозвалась я, кривя душой и зная, что это невозможно, – он еще поправится.

– Увы! – сказала она с глубоким вздохом. – Я знаю, что этого не может быть. Еще месяц назад мне казалось, что он пошел было на поправку. Однако на самом деле ему постепенно становится все хуже и хуже. Стивен всегда подолгу говорил со мной о поместье и только недавно осознал, что оно перейдет к Обри, который до недавнего времени так мало им интересовался.