Сегун. Книга 3 - [3]

– Ах, Гёко-сан, пожалуйста, извините меня, вы так добры, так заботливы. Я просто супруга одного из военачальников моего господина. Так что вы говорили? Четыре секрета?

– Три, госпожа. Я подумала, не походатайствуете ли вы за меня перед господином Торанагой? Неразумно мне самой шептать ему о том, что я считаю правдой. Это было бы очень дурным тоном – я не смогу выбрать правильных слов, найти способ изложить перед ним сведения. Ведь в любом случае, в деле любой важности наш обычай использовать посредников намного лучше, правда?

– Кику-сан, конечно, больше подошла бы для этого дела. Я не знаю, когда за мной пришлют, скоро ли я удостоюсь аудиенции или даже найдут ли нужным выслушать то, что я хочу сказать.

– Пожалуйста, извините меня, госпожа, но вы подходите куда лучше. Вы можете судить о ценности сведений, она – нет. Вас он слушает, с ней занимается другими вещами.

– Я не советник, Гёко-сан, и не могу оценить ваши тайны.

– Я говорю: эти новости стоят тысячу коку.

– Со дэс ка?

Проверив, не подслушивает ли кто, Гёко выложила Марико, что́ выболтал отлученный христианский священник, исповедовавший господина Оноси и приходящийся племянником господину Хариме, что́ проведал второй повар Оми о замыслах хозяина и его матери насчет Ябу и, наконец, что́ она узнала о Дзатаки, о его страсти к госпоже Осибе и отношениях последней с Исидо.

Марико внимательно слушала, не высказывая своего мнения, хотя и была неприятно поражена нарушением тайны исповеди; ум ее метался, перебирая массу возможностей, открытых тем, что она узнала. Потом она устроила Гёко перекрестный допрос, желая удостовериться, все ли правильно понято и отложилось в памяти.

Когда же она убедилась: да, из Гёко вытянуто все, что та готова открыть – ибо, разумеется, у столь искушенной в торговле особы наверняка осталось что-то про запас, – то послала за свежим чаем.

Марико сама наполнила чашку Гёко, и они спокойно потягивали горячий напиток. Обе настороженные, уверенные в себе.

– Не знаю, как определить, насколько ценны эти сведения, Гёко-сан.

– Понятное дело, Марико-сан.

– Думаю, эти новости – и тысяча коку – очень обрадуют господина Торанагу.

Гёко удержала ругательство, готовое сорваться с губ. Она ожидала, что раскрытые ею секреты положат конец торгам.

– Простите, но подобная сумма ничтожна для такого важного даймё, между тем как это целое состояние для крестьянки, вроде меня, – тысяча коку сделают меня основоположницей состояния целого рода, правда? Каждый должен знать свое место, госпожа Тода, не так ли? – Ее тон был очень язвителен.

– Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Гёко-сан. Это одно из редких преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, мне известно, кто я. Еще как известно. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите.

Гёко не дрогнула от угрозы, но бросилась в атаку с грубой прямотой:

– А суть сказанного в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем смерть, обе считаем, что везде и все зависит от денег – даже в аду.

– Вы так думаете?

– Да. Так что, простите, я считаю, тысяча коку – слишком много.

– Смерть предпочтительнее?

– Я уже написала свои предсмертные стихи, госпожа:

Когда я умру,

Не сжигайте меня,

Не хороните.

Просто бросьте на поле тело мое –

На поживу голодным псам.

– Это можно устроить. Очень просто.

– Да. Но у меня длинные уши и короткий язык, а это может еще не раз пригодится.

Марико налила еще чаю – себе.

– Извините, что вы сказали?

– О да, конечно. Пожалуйста, извините меня, но это не хвастовство – что я хорошо подготовилась, госпожа. К этому и многому другому. Смерти я не боюсь. Завещание написано, сыну оставлены подробные наставления на случай моей неожиданной смерти. Я заключила мир с богами задолго до этого мгновения и на сорок дней после смерти… Я уверена: мне удастся возродиться. А если и нет, – она пожала плечами, – тогда я стану ками… – Веер ее замер. – Так что, я могу рассчитывать на встречу в течение месяца, да? Пожалуйста, простите, что напоминаю, но я как вы: ничего не боюсь. Но в отличие от вас мне в этой жизни нечего терять.

– Так много разговоров об ужасных вещах, Гёко-сан, в такое приятное утро. Ведь оно упоительно, правда? – Марико собралась спрятать коготки. – Я предпочитаю видеть вас живой, процветающей, почтенной дамой, одним из столпов вашей новой гильдии. Ах, это была очень тонкая мысль. Хорошая идея, Гёко-сан.

– Благодарю вас, госпожа. Я тоже желаю вам всяческого благополучия, счастья и преуспеяния во всем, чего ни захочется. Со всеми забавами и почестями, которые вам потребны.

– «Забавами»? – повторила Марико, почуяв опасность.

Гёко была похожа на хорошо натасканную собаку, идущую по следу за зверем.

– Я только крестьянка, госпожа, так что не знаю, какие почести, какие забавы доставляют удовольствие вам. Или вашему сыну.

Ни та, ни другая не заметили, как между пальцами Марико сломалась тонкая деревянная планка веера. Бриз прекратился. Теперь в саду, который выходил к ленивому, неподвижному морю, повис влажный, горячий воздух. Мухи роями гудели вокруг, усаживались, снова взлетали.

– Ну а каких «забав» и «почестей» хотели бы вы для себя? – Марико с недоброй улыбкой рассматривала пожилую женщину, ясно поняв теперь, что должна ее убрать ради спасения своего сына.