Меня осенила тень старого дерева. Она легла на плечи ржаво-розовым атласным плащом, лунным бликом сверкнула на вороте рубашки, зашумела плюмажем на шляпе. Как гладкокожий каштан, закруглился в руке эфес шпаги.
Я кинула за плечо край плаща, чуть стукнула каблуком, чтобы услышать звон шпор. Я растворилась во мраке. Я ждала.
И тень каштана, как занавес, пала. На сцене двое — Он и Она. Она в золотом кованом платье, в короне солнечных кос — Она была Осень. Он в белых джинсах и серебристом гольфе — Он был Снег. На бледном злом лице углями цвели тонкие губы. Он снял со своих плеч ее янтарные руки. Она молила:
— Не уходи! Если ты уйдешь — я погибну…
— Глупая. Если я приду — ты погибнешь. Я сожгу тебя.
— Не уходи, я люблю тебя.
— Оставь, надоело. И лето прошло… Ты становишься невыносима. Ты заставляешь меня быть грубым.
И он оттолкнул ее! Я увидела, как на рыжие косы полосой лег снег.
Тогда я вышла на свет, и между мною и Снегом легла на асфальт узкая длинная перчатка.
Снег отпрыгнул. Выругался, хищно изогнулся, глядя на меня с ненавистью. В его руке тускло бликовал плоский пистолет. Шпага радовала руку. Я перехватила ее за клинок и метнула, как копье. И мир обрушился стеклянным грохотом.
Я долго пыталась понять, почему, чтобы быть человеком, надо быть не собой. Я звала Осень.
Утро за окнами моего дома. У разбитого зеркала лежит пистолет со знаком качества и клеймом фабрики «Малыш».
Очень болит голова, противно пахнет мятой. Звонок в дверь. У меня затряслись ноги, и, зажав сердце рукой, я побрела открывать.
На пороге стоял Владимир. Он был в бархатных штанах и тельняшке. Голова лихо повязана алым платком, в ухе жарко блестит серьга Дрейка.
— Идем! — заорал он. — Сегодня и ежедневно! Осенний маскарад! Буфет работает! Танцы до утра!
— Но ведь… это было вчера… или не было вовсе?..
— Нет уж, дудки! Как для меня, так было вчера или не было вовсе?! Я тоже человек!
— Ты тоже хочешь быть не собой?
— Что? Да надевай что-нибудь, долго я буду ждать? Ну вот хотя бы эту портьеру! Стой! У тебя есть голубое платье?
