Седой Кавказ - [13]

Они еще долго говорили о городских новостях. Перед самым уходом Нажа удивленно вымолвил:

– Да-а, теперь это не те Докуевы. Живут, как князья. А Алпату совсем другая. Ее нос крючком вверх полез, так может и курносой стать. Только вот как была тупица костлявая, так и осталась, видно, не идет впрок дармовое.

Месяц прошел – Домба не объявился.

Вновь Дуказов поехал в Грозный.

– Дома не застал, на работе нашел, – докладывал сосед больному Самбиеву. – Лично Домбе передал твою просьбу. – Дуказов в удивлении помотал головой. – Видно, большой начальник наш земляк, уж больно важный стал, даже вальяжный… Но приехать на днях обещал, справился о лекарствах для тебя, о твоем состоянии. Говорил, что Алпату ему даже не сообщила в тот раз. Карга старая. Поэтому не приехал.

Еще прошел месяц – Домба не объявился.

Наступила весна. Апрель благоухал запахами, ясностью, теплом. Даже не слезающий с нар истощенный Самбиев в надоевших до тошноты комнатах чувствовал все буйство природы. Как-то солнечным днем, оставшись наедине, ему стало так тоскливо и душно в доме, что он на свой страх и риск попытался выйти на веранду. Оказалось, что силы у него еще были. С жаждой выловленной рыбы, он вдыхал аромат гор, как только вылупившийся птенец, любовался красотой мира, и вдруг он увидел, что с западной стороны, на урезанной границе, воздвигнут плетеный забор. Омрачилось лицо Денсухара, тяжело, со свистом сопя, двинулся он к преграде, будто она не давала ему жить и дышать. Обхватил он слабыми кистями кол, злоба была, а сил не осталось. Дернулся раз, другой, неожиданно в голову что-то стукнуло, он потерял сознание… Так и нашли его жена и дети, в параличе схватки с преградой большевистской власти… В ту же ночь десятилетний Лорса поджег эту изгородь.

Пару месяцев спустя, в начале лета 1972 года, Денсухар Самбиев скончался, оставив на плечах Кемсы пятерых несовершеннолетних детей.

* * *

На похороны друга детства Докуев Домба приехал. Приехал не один, а с женой и старшим сыном Албастом, за рулем новенькой «Волги». Такая техника в захолустном Ники-Хита еще не появлялась. Ребятня и взрослые обступили автомобиль, заглядывали вовнутрь, осторожно гладили белесый глянец металла.

– Собственная!

– Да не может быть! – слышался завистливо-восхищенный шепот.

– Говорят, что по всей республике всего пять таких в собственности.

– Неправда – три.

– А Албаст, тоже большой начальник. Смотри, как одет, пухленький, словно лощеный.

Приезжие, в знак почтения к покойному, привезли в багажнике огромного барана, по мешку муки и сахара. Как уважаемого человека Докуева посадили на самое почетное место. Даже согнутые летами старцы заискивающе улыбались преуспевающему Домбе, всячески пытаясь завладеть его вниманием или просто взглядом. Все забыли о похоронной процессии и засыпали Домбу многочисленными вопросами: от международной обстановки и веры – до видов на урожай и прогноза погоды. Каждое брошенное слово знатного горожанина выслушивалось в почтительном молчании, с раскрытыми ртами. Даже если Докуев отвечал «не знаю» – старцы кивали одобрительно головами – «мол, каков: скромность и мудрость – лишнее не скажет, хотя все знает».

Теперь уже редкий гость в родном селе, Докуев мало изменился: такой же сухопарый, маленький, скромно одетый. Только блеклым серебром покрылась голова и глаза потускнели, но ерзали так же шустро по сторонам, не зная, на чем или на ком остановиться в спокойствии и в безмятежности.

Несмотря на многочисленные просьбы, Албаст не присел в кружок сельской панихиды. Во-первых, он боялся испачкать свои светлые дорогие брюки, а во вторых, не пристало ему, молодому комсомольскому лидеру республики, выполнять непонятные религиозные обряды. Он с важным достоинством отошел подальше в сторону, под тень могучего бука, и любовался силой природного великана.

Албаст давно не был в Ники-Хита, и теперь, в разгар лета, ему все кругом нравилось, особенно этот участок Самбиева с этим экзотическим деревом, с этой бурлящей свежестью рекой прямо у дома, с этим душистым воздухом и нетронутой тишиной.

«Вот бы здесь построить особняк, огороженный высоким забором, для приема гостей, девочек, да и просто для отдыха в уединении», – размечтался Албаст и невольно стал обдумывать в уме проект будущего переустройства территории – ведь по специальности он был строителем, хотя и строил карьеру в идеологии. Теперь он ясно представлял, где будет небольшой двухэтажный дом с обширной террасой в сторону соседнего леса, где построит уютную беседку с мангалом и летней кухней, а прямо в русле реки на сваях небольшую баньку, из которой, напарившись, можно будет прыгать круглый год в аккуратненький небольшой бассейн. Речку он, конечно, перегораживать не будет; этот зеркально-игривый мятежный поток наполнял окрестности необыкновенным веянием и романтической гармонией… А кругом зеленая травка, цветы, декоративные кустарники. «Да это просто райский уголок!» – блаженствовал Албаст, и в это время его окликнули – они уезжают. Когда ехали в Ники-Хита, старший сын недовольно ворчал, упрашивал отца не задерживаться, а теперь он был раздосадован этой спешкой.