Седой - [19]

Боль, адская боль прожигала спину, истекала раскаленной кровью и тягучими каплями падала в пыль. Боль превращалась в ненависть и это было единственное, что теперь чувствовал Сомов. Ненависть к хозяину. Ненависть к Геору. Ненависть к оркам. Ненависть к рабам. Ненависть ко всему этому миру. Ненависть застилала его разум. И только вдруг увидев мамины глаза, с горечью и страданьем глядящие на него, ненависть отступила. Потребовалось время, чтобы сообразить, что смотрит на него не мама, а целительница Ийсма. Когда она увидела, что юноша пришел в себя, ее глаза наполнились слезами. Витя не хотел, чтобы добрая женщина расстраивалась из-за него. Он попытался было сказать какие-нибудь успокаивающие слова, но не смог произнести не звука. Тело не слушалось, словно онемело. Тогда он просто ободряюще улыбнулся, и у него сразу же лопнула распухшая губа, а рот наполнился соленой кровью. Ийсма забеспокоилась, запричитала, осторожно напоила из чашки крепким пахучим настоем и приказала спать. И Витя послушно уснул, а когда проснулся, рядом никого не было. Он попытался шевельнуться, но опять ничего не вышло. Он осмотрелся и понял, что лежит на топчане в коморке целительницы. А где же спала она сама? Юноше стало стыдно, что не только втянул Ийсму в свою авантюру, но и чуть ли не выжил ее из дома. Надо выбираться отсюда, как можно скорее. Но как? Теперь он обратил внимание на то, что на его голой груди лежит магический амулет похожий на тарантула раскинувшего лапы и пока он его рассматривал, вернулась и целительница.

— Здравствуй, Сангин, — сейчас она была такой, как прежде строгой и усталой, — Не отвечай, говорить у тебя все равно не получится. Это действие магического амулета. Он отнимает чувствительность. Благодаря его действию ты не ощущаешь боли, но не можешь двигаться и разговаривать. Твои раны уже затянулись, и ты обязательно поправишься, но у тебя очень сильное истощение организма. Тебе нужно восстановить силы, а для этого нужно много есть. Я принесла коренья и травы, которые помогут. Этого конечно мало, но это все что я смогла найти в лесу. Сейчас я их приготовлю, а потом мы попробуем снять амулет. Если боль будет нетерпимой, то мы опять его используем.

Удивительно, но Сомов, в общем и целом понял, что сказала целительница. Он согласно моргнул глазами и улыбнулся.

— Глупый Вик, — проворчала целительница и взялась за чистку и мытье корешков.

Когда дошла очередь до продолжения лечения, и амулет оторвался от груди, то первое, что ощутил Сомов, это не способность двигаться, а боль, которая взорвала спину. Он подскочил, борясь с желанием схватить амулет и немедленно прижать его обратно к своему телу. Целительница обеспокоенно придержала его за плечи холодными пальцами.

— Больно?

— Терпимо, — прошептал Сомов, стиснув зубы и закрыв глаза в которых потемнело, — Спасибо, Ийсма.

— Я знаю, что больно, но нужно поесть, — целительница подвинула глиняную миску с корешками и зеленью, — Ты сильный мальчик, ты справишься.

Виктор съел все, что было приготовлено, да и было то там немного. Еда была низкокалорийная, но это была все же еда. Тем временем, целительница смазала его спину мазью, которая приятно охладила и сняла большую часть боли.

— Прости, Ийсма, но кресало я потерял, — попытался пошутить юноша.

Целительница лишь отмахнулась:

— Забудь о нем. Главное, что ты живой.

— Не могу забыть. У тебя есть второе кресало? Мне надо. Скоро.

— Глупый, глупый Вик! — повысила голос целительница, — Ложись. Тебе надо амулет.

— Нет, — возразил Сомов, он больше не хотел стеснять славную женщину: — Я пойду. Спасибо тебе, Ийсма. Спасибо большое за все.

Он низко поклонился, как кланялся только хозяину и, пошатываясь, вышел за дверь.

— Глупый Вик, — прошептала целительница и еще долго сидела без движения глядя ему вслед, а потом заплакала.

Сомов добрел до своего места и рухнул на солому. Лежать он мог только на животе. Хорошо, что в этот день его не трогали, но уже наутро вместе с остальными выгнали на работу. Раб должен работать. Благодаря целительнице боль в спине окончательно отпустила через неделю, оставив как напоминание о себе уродливые шрамы. С рабами, что его выдали, Виктор разбираться не стал. Да и сил для этого у него не хватило бы. Рабы-предатели это знали и Сомова не боялись, но все же обходили стороной, когда натыкались на его недобрый взгляд. Впрочем, Виктора сторонились и другие рабы. Он по-прежнему оставался для всех чужаком. Для всех, за исключением одного. Кроме Ийсмы, у Сомова неожиданно появился еще один друг — гном Хэк. Их знакомство произошло необычным бессловесным способом, так как оба плохо говорили на орском. Гном подошел к лежащему человеку, уселся рядом и стал на него с любопытством смотреть. Виктор обратил внимание на настырного гнома, недовольно приподнялся и тоже сел на соломе. Гном смотрел долго, словно размышляя достоин ли человек того, чтобы вступать с ним в диалог или нет, а затем снял свою рубаху и гордо повернулся спиной. Она вся была исполосована шрамами, явно за очень серьезный проступок и все сразу стало понятно без лишних слов. Виктор протянул ему руку. Гном сначала не понял, но потом сообразил, что нужно делать и крепко ее пожал. В свою очередь гном положил левую руку на правое плечо Виктора, что было дружеским приветствием у гномов. Сомов ответил аналогичным жестом. Так они и сидели, одобрительно посматривая друг на друга.