Съедобная история человечества. Еда как она есть – от жертвоприношения до консервной банки - [68]

Поэтому, к примеру, забота об окружающей среде может быть выражена защитой местных и органических продуктов; продукция «честной торговли» способна подчеркнуть несправедливость правил мировой торговли, диктуемых крупными корпорациями. Сюда же можно отнести финансирование социальных программ для низкооплачиваемых работников и их семей. Споры о генетически модифицированных продуктах питания позволяют выразить обеспокоенность беспрепятственным продвижением новых технологий и степенью зависимости фермеров от крупного агробизнеса. Покупатели могут купить тунца, дружественного к дельфинам, птицу, кофе и бананы, доходы от продажи которых поддерживают образовательные программы для производителей в Коста-Рике. Они могут выразить желание примирения на Ближнем Востоке, покупая «мирное масло» из оливок, собранных в оливковых рощах, где израильтяне и палестинцы работают бок о бок. Они могут сигнализировать о недовольстве большими сетевыми компаниями, бойкотируя супермаркеты в пользу небольших магазинов или фермерских рынков.

Пищу можно использовать и для конкретных протестов против компаний или правительств. Так, в 1999 г., когда Жозе Бове, французский политический активист, захотел выразить свое несогласие с мощью Соединенных Штатов и влиянием многонациональных корпораций на французские традиции и местные компании, он разрушил «Макдоналдс» в городе Мийо, загрузил его обломки на трактор и вывез их за пределы города. В 2008 г. в Южной Корее были огромные публичные протесты против импорта американской говядины, якобы не соответствовавшей нормам безопасности. Но в действительности протесты выходили за рамки одной лишь говядины. Протестующие выразили беспокойство по поводу устранения торговых барьеров и недовольство правящей партией Южной Кореи, позволяющей, по их мнению, манипулировать собой.

Идея использования продовольствия для разработки более широких политических требований восходит к 1791 г., когда британские потребители свой протест против рабства выразили через бойкот сахара. Был распространен поток брошюр, в том числе шокирующий манифест от Антисахарного общества, в котором была помещена иллюстрация рабовладельческого корабля, набитого закованными в кандалы людьми. Газетная реклама, размещенная квакером-торговцем Джеймсом Райтом в 1792 г., отражала эти настроения: «Будучи под глубоким впечатлением от Страданий и Несправедливости по отношению к этим глубоко раненным Людям, а также опасаясь, что пока я являюсь дилером этого продукта, основы работорговли, я поддерживаю Рабство, я использую этот метод информирования своих клиентов о том, что планирую прекратить продажу сахара, пока я не смогу закупать его по каналам менее грязным, не связанным с Рабством и менее загрязненным человеческой кровью».

Участники кампании утверждали, что если хотя бы 38 тыс. британских семей перестанут покупать сахар, влияние на прибыль плантаторов будет достаточно серьезным, чтобы положить конец работорговле. На пике бойкота один из лидеров кампании утверждал, что 300 тыс. человек отказались от сахара. Некоторые участники кампании разбивали чашки на публике, так как они были испорчены сахаром. Чаепития стали социальными и политическими минными полями. Было ненормальным просить сахар, если его не предлагала воздерживающаяся хозяйка. Но не весь сахар считался одинаково плохим. Некоторые люди полагали, что более дорогой сахар из Ост-Индии менее этически проблематичен, пока не выяснилось, что он тоже в большой степени выращивается рабами. В 1807 г. Великобритания запретила работорговлю. Но был ли это результат бойкота или серии восстаний рабов, осталось загадкой. Были люди, которые утверждали, что бойкот усугубил положение: поскольку прибыль плантаторов упала, и они теперь вполне могли относиться к своим рабам еще более жестоко. Но не было никаких сомнений, что «сахарный бойкот» привлек внимание к вопросу рабства и помог мобилизовать политическую оппозицию.

То же самое относится и к сегодняшним дебатам о еде. Их реальное значение заключается не столько в их прямом воздействии, сколько в том, что они являются для правительств основным индикатором политики и побуждают к действиям и изменениям. В основе уникальной политической силы еды лежат несколько причин: еда связывает самых богатых в мире потребителей с самыми бедными фермерами; выбор еды всегда был мощным средством социальной сигнализации; современные покупатели делают выбор среди десятков вариантов еды каждую неделю, предоставляя гораздо больше возможностей для политического выражения, чем в процессе голосования на выборах. Еда – это продукт, который вы употребляете, а употребление чего-либо подразумевает глубоко личный выбор и одобрение того, что вы едите. Но есть пределы власти еды. Реальные изменения, такие как отмена рабства в XIX в., капитальные изменения в торговле или борьба с изменением климата – все это в конечном счете требует политических действий правительства. Голосование вашим выбором еды не заменит вашего решения по голосованию у избирательных урн. Но еда дает повод для обсуждений, это механизм, с помощью которого общество выражает, что оно чувствует, это способ мобилизации более широкой политической поддержки. Находящимся во власти, будь то политика или бизнес, было бы глупо игнорировать такие сигналы.