Седьмой сын - [18]

Конечно же, в туалете уже кто-то был, и Алвину пришлось минуты три простоять снаружи, подпрыгивая и поскуливая, и все это время из туалета никто не выходил. Он предположил, что это одна из девочек, и тогда это был бы самый дьявольский план, когда-либо приходивший им в голову – не пускать его в туалет, когда всем было известно, что он боится ходить в лес в темноте. Это была ужасная месть. Если он обделается, то это будет такой стыд, что возможно ему придется поменять имя и уйти из дому, а это было хуже даже того пучения, которое распирало ему живот. Оно бесило его, он чувствовал себя буйволом, у которого запор и это было совершенно омерзительно.

В конце концов он настолько дошел до ручки, что приступил к угрозам. «Если ты не выйдешь прямо сейчас, я сделаю это перед дверью, так что когда ты будешь выходить, то вляпаешься!»

Он ждал, но что бы там внутри не сидело, оно не ответило, как обычно:

«Если ты сделаешь это, то я заставлю тебя вылизать мои башмаки!» и тут у Алвина впервые мелькнула мысль, что этот кто-то может быть вовсе не одной из его сестер. И наверняка, не одним из мальчиков, что оставляло только две возможности, одна хуже другой. Алвин был так зол на себя, что стукнул кулаком по своей голове, но это тоже совсем не помогло. Папа, наверное, отдубасит его, но еще хуже, если это окажется Мама. Вначале она стала бы долго песочить его, что неприятно само по себе, но если б она была в особо дурном расположении духа, то сделала бы ледяное лицо и сказала очень тихо:

«Алвин-младший, я позволяла себе надеяться, что хотя бы один из моих сыновей родится джентльменом, но сейчас я вижу, что моя жизнь прошла впустую», а такие речи всегда заставляли его чувствовать себя так скверно, что он готов был умереть.

Так что он почти вздохнул от облегчения, когда дверь распахнулась и там стоял, застегивая свои пуговицы на штанах и выглядя явно не особо довольным, Папа.

«Я ничем не рискую, выходя из этой двери?», спросил он холодно.

«Упф», сказал Алвин-младший.

«Что?»

«Нет, сэр».

«Ты уверен? Здесь, кажется, имеются дикие животные, считающие разумным оставлять свои метки у дверей туалета. Я бы хотел предупредить тебя, что если такие здесь имеются, то я поставлю тут ловушку и поймаю как-нибудь ночью одного. И когда утром я найду его, то заткну его дырку затычкой и отпущу в лес, чтобы он там раздулся и умер».

«Извини меня, Папа».

Папа покачал головой и направился к дому. «Я не знаю, что у тебя с кишками, парень. Минуту назад тебе никуда не надо было, а через минуту ты готов умереть».

«Вот если б ты построил еще один туалет, то со мной было бы все в порядке», проворчал Алвин-младший. Впрочем, Папа не слышал этого, потому что на самом деле Алвин этого не говорил до тех пор, пока дверь туалета не была закрыта и даже тогда он сказал это не очень громко. Алвин долго мыл руки у водокачки, потому что боялся того, что ожидало его дома. Но потом, один на улице в темноте, он стал бояться и других вашей. Каждому известно, что Белый не может услышать крадущегося по лесу Краснокожего, и его старшие братья развлекались, рассказывая, что когда он выходит один ночью на улицу, то в лесу сидят Краснокожие, наблюдая за ним, поигрывая своими остро заточенными томагавками и мечтая добыть его скальп. При свете дня Алвин не верил им, но ночью его ладони покрывались холодным потом, дрожь охватывала его и даже казалось, что он видит, где прячется Краснокожий – там, на задворках, у свинарника, он двигается так тихо, что свинья не захрюкает и собака не залает. Потом они найдут окровавленное скальпированное тело Ала, но тогда будет уже поздно. Как бы ни были несносны его сестры – а они были ужасны – Ал решил, что лучше иметь дело с ними, чем умереть от ножа Краснокожего. И стремглав помчался от водокачки к дому, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть были ли Краснокожие действительно там. Но как только двери за ним закрылись, он позабыл свой страх перед невидимыми и неслышными Краснокожими. В доме было тихо, что и являлось явно подозрительным. Девочки обычно не затихали до того, как Папа не накричит на них раза три за ночь. Поэтому Алвин поднимался очень осторожно, перед тем как сделать шаг всматриваясь в темноту и вертя готовой так усердно, что вскоре у него заболела шея. К тому времени, как он добрался до своей комнаты, Алвин был уже так измучен, что почти желал, чтобы девочки побыстрее осуществили задуманную пакость и оставили его в покое. Но от них по-прежнему ничего не было слышно. При свете свечи он оглядел свою комнату, перевернул постель и заглянул в каждый уголок, но и там ничего не обнаружил. Калвин спал, засунув в рот свой большой палец, что означало, что если они и пробирались в комнату, то это было давно. Он уже начинал подумывать о том, что на этот раз девочки дали ему возможность пожить спокойно и задумали какие-нибудь козни против близнецов. Если бы девочки вдруг решили стать хорошими, это означало бы, что для него началась новая жизнь! Как будто к нему снизошел бы ангел и вознес его из ада на небеса. Он разделся так быстро, как только мог, и сложил одежду на стул у своей кровати, чтобы утром она не была полна тараканов. Они могли залезть во что угодно на полу, но никогда не забирались ни на кровать Калвина и Алвина, ни даже на стул. За это Алвин никогда не давил их. В результате комната его стала местом сборища тараканов со всего дома, но, поскольку они соблюдали договор, ни Алвин, ни Калвин никогда не просыпались крича, что их комната полна тараканов.